Осторожно: студенты! Неуклюжий и полторашка
– Ты нудная. Вот сейчас – ты нудная, Грозная.
– Ну, извини, привычка. Вещай уже, и не надо так меня сверлить глазами.
– Смущает? – он белозубо улыбнулся.
– Хочется в этот глаз засветить.
– Все, понял, не наседаю, хотя и должен заметить, что прозвучало обидно. Тогда начнем издалека: как ты относишься к полукровкам? – Антон.
Вопрос вызывал недоумение: она должна к ним как‑то по‑особенному относиться? Родительский круг общения приучил не делить окружающих по происхождению. Пожалуй, ее бы смутила только какая‑нибудь малоразумная нелюдь, да и то, если бы была агрессивной и питалась человечиной. Наверное, ее бы даже появление в аудитории “чертей рогатых”, которыми – совершенно справедливо, надо признать – называла Миру и ее тогдашнюю компанию ее бабушка. Старшая родственница много времени посвятила изучению культуры Нулевого уровня, так что странные выражения в ее речи всплывали регулярно. А изображения этих самых чертей Грозная‑самая‑младшая нашла в справочнике тем же вечером.
Так что в ответ она просто пожала плечами: да никак не относится, по личным качествам. Антон явно ожидал чего‑то более радикального по настроению:
– Ладно, зайдем с другой стороны…
– Ты же не хочешь сказать, что причина только в этом? Тогда и от Смирнецкой надо шарахаться в сторону.
– Она же…
– От нее смердит ладаном, Антон! – тут она немного утрировала, но запах ладана, присущий инквизитор, в случае с их старостой и вправду приобретал какие‑то тошнотворные нотки. – Тебе явно нужно проверить обоняние, если ты нихера не чувствуешь!
– В любом случае, у нее нет родственников в заповеднике. В человеческой его части.
В человеческой части заповедника сидели нестабильные маги, а также особо отличившиеся, выселение в это примечательное место было аналогом смертной казни, которую запретили пару тысячелетий назад. Под влиянием пришлых, мол, не гуманно. Хотя кто бы о гуманности рассуждал, коренные местные жители еще неплохо помнят, что творили пришлые.
– Уверен, что нет? То, что мы о них не знаем – еще не означает, что таких не имеется. Так что не вижу причины относиться к человеку как к мудаку, пока он себя так не повел.
– Ты б выражения‑то в людных местах подбирала, – парень хмыкнул в стакан.
– А подходящей эмоциональной окраски “приличного” слова я не знаю. Ну, или с ходу вот так вспомнить не могу. Давай уже, вываливай свои слухи, я ж вижу, что тебя прямо распирает. Что там за родственник у Хасса в заповеднике?
Полевой – Мира все‑таки рассмотрела нашивку у Антона – оскалился счастливым крокодилом и как‑то потянулся, повел плечами, словно разминаясь. Глаза засверкали еще ярче, даже тон голоса как‑то поменялся, заставляя девушку подобраться в напряжении. Отдавало это все чем‑то потусторонним, пугающим. Такой заболтает – и не заметишь. “Делить минимум на два”, напомнилаа себе Грозная.
Но стоило признать, родственник оказался примечательным хотя бы потому, что проходил по очень громкому случаю буквально этой весной. Сама Грозная знала только о факте случившегося, на проявленное по этому поводу любопытство родители только пронзили ее взглядами – и она благоразумно не стала лезть. Да и смысл? Ей от этого знания ни горячо, ни холодно. Зато именно из‑за превращения всей воды района в яд Хасса и выслали за пределы города. Обошлось без серьезных вмешательств только потому, что сделано это было не специально. А так могли бы и покалечить, лишив способности пользоваться магией, сделав из него практически обычного смертного.
– Опять же, какое отношение это имеет к нему самому? Он же не его брат.
– Кто знает, в какой момент он даст похожий всплеск?
– Антон, – Мира и сама не поняла, как у нее получилось прорычать это имя, – ну не ради гребанных богов, а ради несчастного здравого смысла – если так думать, то можно каждого встречного начать подозревать и опасаться. Крыша же потечет такими темпами.
– Ты должна меня понять, – голос снова изменился, будто кто‑то подкрутил настройки.
– Кто у тебя в роду? – она почувствовала, как рефлекторно стягивает магию ближе к телу, уплотняет ее, защищаясь.
– О чем ты?
– Значит так. Я не знаю, что у вас тут за возня на курсе происходит, и, наверное, знать не хочу. Не думаю, что задержусь здесь дольше, чем до конца учебного года. Но пытаться заговаривать меня я не позволю. Так что или ты рассказываешь мне все прямо, или я ухожу прямо сейчас. Нет? – она встретилась взглядом с Полевым. – Тогда я пойду. И буду общаться с теми, с кем посчитаю нужным.
Грозной очень хотелось оскалиться, показывая зубы, привычка, присущая многим боевым магам – почти у каждой семьи где‑то в предках затесался оборотень, так что некоторые звериные повадки их не миновали, но приходилось держать себя в руках. В голове все еще висел туман, быстро вытесняемый раздражением. Раздражение вызывала даже не столько попытка повлиять на ее разум, разборчивость в методах – первый шаг к провалу, сколько ситуация в целом. Положа руку на сердце, Мира прекрасно понимала нелюбовь к Хассовскому брату, даже при учете того, что отравил водопровод он не специально: преобразованная в яд вода создавала огромное количество проблем. Но перенос на однокурсника понять не могла. Как говорится, боевые маги после слов “мама” и “папа” произносят “презумпция невиновности”.
Есть что‑то, о чем она не знает? Все версия вообще выглядела нескладно, Антон явно и сам в нее не верил, раз воспользовался какими‑то своими талантами. Или все еще проще? Для травли в коллективе ведь, на самом деле, не нужна какая‑то весомая причина, люди иногда ненавидят друг друга просто за то, что дышат. И если на Нулевом говорят, что дети жестоки, то молодые маги могут быть жестокими вдвойне, тем более, что возможностей причинять неприятности у них побольше будет. Хотя таким даже инквизиторы страдали, что уж тут. Так что Мира каждый раз мысленно благодарила родителей и вообще семью за то, что ее воспитывали весьма, скажем так, качественно. Иначе страшно представить, что она творила бы. Но даже думать о таком было противно.
Но вот выговориться после такого дня было необходимо.
*
– Ма? – Мира осторожно заглянула в гостиную. – Всё хорошо?
Оксана махнула рукой с зажатой в ней книгой, мол, не о чем беспокоиться. Женщина дочитала страницу и отложила роман в сторону, медленно вытягиваясь в струну. Её дочь осторожно прошла в комнату и легла рядом, бездумным взглядом рассматривая потолок.
– Что‑то случилось?
– С чего ты взяла?
– Ты молчишь и сопишь. Не интересуешься делами, не возмущаешься чьими‑то поступками. Ты просто легла и сложила лапки.
– Мне кажется, я совсем не понимаю людей, – вздохнула Мира, продолжая сверлить взглядом люстру. – Вот смотри. Помнишь того стихийника, однокурсника моего?
– Младший брат отравителя из заповедника, да, – Оксана снова взяла в руки книгу, продолжая слушать дочь. – Что с ним не так? Вроде бы не привлекался, все чисто.