Пару штрихов тому назад
– Неужели уже утро? – Олег потянулся к будильнику и ударил по кнопке сверху. Накануне вернулся домой поздно вечером. Мать ждала его. Ужин, еще теплый, стоял на столе, заботливо прикрытый цветным кухонным полотенцем. Собака – черная овчарка – приветливо виляла хвостом, встречая в дверях. Все было как обычно, если не считать того, что из головы не выходил чей‑то голос, скорее шепот. Что там были за слова? Вспомнить бы…
– Олежа, что с тобой случилось? Что‑то из‑за этих мерзавцев вчера? Просила же тебя, не надо было тебе вмешиваться. Хотя расспрашивать Олега было бесполезно в таких ситуациях, но мать все таки попыталась.
– Мама, я сказал, не лезь. – Олег стоял перед зеркалом и смотрел на себя, говорил сам себе под нос: «Что я наделал? Кто это шептал, пока эта падаль корчилась в воде?» – Я не пойду сегодня в школу, и вообще она меня уже достала. Зачем мне учиться, скажи? Тратить время? Я в автосервисе могу работать пару дней в неделю и зарабатывать столько, сколько ты за месяц. В армию меня теперь уже не заберут.
Мать Олега, Людмила, была еще молодой женщиной. Ее старили полнота и хроническая усталость, от которой как ни избавляйся, она все равно проявит себя – в манере одеваться, сидеть за столом, вести беседу. Радостью в жизни были Олег и овчарка Тома, которую завели пару лет назад, сразу после того, как отец Олега куда‑то бесследно исчез, прихватив с собой последние сбережения.
Олег был еще совсем маленьким, когда его отец ударился в бизнес. Все складывалось на редкость удачно – и ларьки, и небольшой автосервис. В семье завелись деньги, как потом оказалось, шальные. Людмила заметила, что муж сильно изменился и продолжает изменяться день ото дня. Он стал пропадать где‑то вечерами, приносить гроши, несмотря на отсутствие проблем на работе. Как‑то раз вечером по дороге домой от подруги Людмила, проходя возле метро, случайно бросила взгляд за яркую, светившуюся разноцветными огнями витрину ночного клуба. Между серыми, давно не мытыми полосками жалюзи она увидела то, чего боялась увидеть больше всего на свете. На высоком барном стуле за игровым автоматом сидел ее муж. Рядом на столе стоял небольшой стакан. Привычным движением, словно он повторял эту манипуляцию сотни и тысячи раз, муж достал купюру и вставил ее в приемник автомата. Людмила прислонилась к витрине. Муж сделал несколько глотков из стакана и дернул ручку автомата. Замигали какие‑то лампочки. Муж снова отглотнул из стакана и достал еще одну купюру.
Сзади послышались шаги. Людмила обернулась. Навстречу ей шел мужчина в черных наглаженных брюках и форменной светло‑бежевой рубашке. «Охранник», – догадалась Людмила и отошла от витрины. В ее голове крутились мысли, одна мысль перебивала другую, все это складывалось в одну большую тревогу, неуверенность в себе. Людмила стояла на середине тротуара, прохожие шли рядом, не обращая на нее ровным счетом никакого внимания и не подозревая, что творится у нее на душе, что в этот самый момент рушится все, что было в ее жизни раньше, еще каких‑то пять минут назад.
Людмила вернулась домой, тихо открыла дверь и, не зажигая свет, села на стул в прихожей. Так она просидела час или чуть больше. Пришел с прогулки Олег. Он почувствовал что‑то и не стал ничего спрашивать. Они вдвоем молча ужинали на маленькой кухне. Муж в тот день не пришел вообще.
На следующий день утром в квартире раздался телефонный звонок. Людмила взяла трубку. Спросили мужа. «Его нет, и я не знаю, где он, затрудняюсь даже сказать, когда будет», – бросила Людмила в ответ. Спокойный мужской голос на том конце провода объяснил, что муж Людмилы, Евгений Вячеславович, задолжал крупную сумму своим приятелям, что прошли уже все сроки, что если он не вернет деньги, то в первую очередь пострадает семья, так как сумма крупная и ее надо непременно вернуть. «Я понимаю, я все понимаю», – ответила Людмила и повесила трубку, хотя в этот момент она не понимала ровным счетом ничего. Особенно того, как жизнь может вот так, всего за один день рухнуть, как может счастье уйти безвозвратно, убежать, улететь, умчаться.
Людмила накинула пальто, вышла на лестничную клетку, спустилась на нижний этаж и позвонила в первую от лифта дверь, обитую коричневым дерматином. На звонок вышел тучный мужчина в тельняшке и поношенных домашних тапочках на босу ногу.
– Сережа, здравствуй, – начала быстро и уверенно говорить Людмила, как будто ничего и не произошло, – у меня к тебе просьба. Я давно собиралась поставить в квартиру новую дверь. Помнишь, ты мне предлагал? Я хочу поставить два замка. Сделай, пожалуйста, как лучше. Совсем дверь покосилась, еле закрывается. Я убегаю на работу. Держи. Людмила сунула ему в руку свернутые купюры и ключи от квартиры.
Если счастье можно измерить исправно работающими замками и дверями, то, вернувшись с работы, Людмила должна была быть абсолютно счастлива. В подъезде стоял стойкий запах, какой бывает от проведенных наспех сварочных работ. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, Людмила позвонила в обитую дверь соседа. Дверь приоткрылась, показалась голова Сергея, протянулась его пухлая рука с огромной связкой ключей.
– Короткий – от верхнего замка, длинный – от нижнего. Если что – звони или приходи. – Сергей улыбнулся, буквально всучил ключи Людмиле и захлопнул дверь.
Поднявшись на свой этаж, Людмила на месте своей старой двери с глазком, отвалившейся ручкой и покосившимися наличниками увидела металлическое нечто: сваренные неизвестно из чего наличники, саму металлическую дверь темно‑коричневого цвета, большие металлические петли, новую блестящую ручку, аккуратно врезанный глазок и две замочные скважины. «Короткий – от верхнего, длинный – от нижнего», – Людмила вспомнила слова Сергея, вставила и повернула один ключ, потом другой. Дверь на удивление легко открылась.
Сердце бешено колотилось. Людмила быстро закрыла за собой дверь, прокрутив ручки верхнего и нижнего замков. Все снова легко поддалось. Людмила присела на стул, но в этот момент в дверь раздался звонок.
– Еще чего, теперь я тебя не пущу точно, – подумала Людмила, но дверь открыла, увидев в глазок, что на лестничной клетке стоит сын.
– Мама, что это? – Олег не мог скрыть удивления. – А как же папа домой попадет?
– Олег, я тебе хочу вот что сказать – твой папа нам больше не папа, – Людмила с трудом подбирала слова, – он здесь больше не живет, он же второй день не приходит домой.
– Ты же не знаешь, вдруг с ним что‑нибудь случилось? – Олег не понял, к чему клонит мать, ведь отец к нему относился хорошо, хотя за последний год он изменился настолько, что потерял к Олегу всякий интерес.
– Нет, Олежа, это с нами, с тобой случилось! Пойми, посмотри, как мы живем! Я стараюсь что‑то заработать. Отец зарабатывает много. Но ты знаешь, что он играет в автоматы? Ты знаешь, сколько он проигрывает? Ты знаешь, что он назанимал денег и не хочет их отдавать? И эти проклятые деньги требуют с нас с тобой, не с него, с нас! – Людмила уже не сдерживала слезы, но глубоко вдохнула и взяла себя в руки.
Перемены в жизни страшны тем, что никогда не знаешь наверняка, что за этими переменами последует. Конечно, все ждут перемен к лучшему, но где‑то в глубине души тешат надежду на то, что у них действительно все получится сделать, провернуть, выкрутиться, что перемены к лучшему настанут сами собой, без каких бы то ни было усилий. Хотя, наверное, не все такие идеалисты на свете. Совсем не такая и Людмила.