Плохие мальчики не влюбляются
Включает свой телефон. Я терпеливо жду. Ну хотя бы до сотки… Уже можно жить.
– Всë.
Перепроверяю.
– Тридцать?! – осаживаюсь я шокированно.
– Опять мало?! – невозмутимо поднимает телефон дед.
– Не‑не‑не! – даю я заднюю.
Дед принципиален.
– Тридцать – это прекрасно. Спасибо дед.
Сбегаю. Перезваниваю брату.
– Дан, грусть‑тоска. Дед урезал меня до тридцатки. Спасай!
– Не могу, брат, он запретил, – сонно отвечает мне Даниэль.
– Дан! – начинаю я паниковать.
Тридцать – это вообще ни о чëм. Один раз потусоваться с моими аппетитами.
– В комнате у меня, в нижнем ящичке пара сотен. Забери.
– Спасибо!
– Чем могу…
Присев на капот тачки Дана, терпеливо жду Динку, переговариваясь с охранником. Она появляется в потертых джинсах, черном худи с капюшоном и дутой безрукавке. Идет по нашему участку по направлению ко мне. Заходит в гараж.
– Не пойдет… – отрицательно качаю головой. – Для нашей тусовки нужно коктейльное платье.
– А для моей – джинсы,– смотрит она на приоткрытую дверь.
– Такую я тебя не повезу.
Невидяще взглянув на меня, выходит через дверь.
– Окей! Джинсы, так джинсы, госпожа нелепость.
Иду за ней. И… открыв рот наблюдаю, как она садится на черный байк Воронина.
– Дина?!
Что за?…
Молча надевает протянутый ей литой шлем. Застегивает его снизу. Обнимает Воронина.
– Спасибо за дверь, Дагер.
С щелчком опускает забрало, и они срываются с места.
Зашибись… Вот это «динамо».
***
Дина
Мы останавливается на одном из перекрёстков с "Арбатом". Я была здесь несколько раз днем, но давно…
С ночной его версией это сравнивать нельзя! Слева от нас пешеходный мост, справа какой‑то клуб с прозрачной панорамной стеной. От музыки, огней и пёстрой толпы возбужденных людей меня наполняет восторгом и предвкушением какого‑то праздника.
– Пойдём, Дин.
Паша тянет меня за руку к мосту.
– Так значит, ты была Кузнечиком? – бросает на меня Воронин снисходительный взгляд.
– Значит – была.
– Еще не слышал всю историю целиком…
– Целиком и не услышишь.
– Говорят, ты отжигала какую‑то дичь.
– Дичь? – фыркаю я. – Не совсем. Это была драка. Просто никто не видел соперника, кроме меня. И со стороны это смотрелось, наверняка, дико.
– А кто был соперник?
Дагер…
– Ну, расскажи!
– Нет. Это моя победа. Я ей не делюсь.
– Ой… – закатывает глаза.
На мосту – одна музыка сменяется другой. Какие‑то прилавочки, уличные музыканты, мимы, танцоры. Стрит‑артеры огородив кусок пространства рисуют 3D картинку прямо на асфальте. Издалека она уже приобретает черты провала в мосту.
Я оглядываюсь, врезаясь в людей.
Вокруг много огней. Много молодёжи… Маленький уличный кинотеатр с короткометражками. Люди стоят перед экраном, едят попкорн. Кругом смех, голоса…
Мой взгляд залипает на всем. Чувствую себя инопланетянкой. Ночью я, пожалуй, была только на вокзалах и аэропортах. И всегда с мамой. Эйфория от того, что я одна без неё и могу делать все, что хочу – пьянит. Я улыбаюсь, как невменяшка.
– Сюда, – ведёт меня дальше Паша.
Сглатываю слюну, наблюдая, как в большом казане кипит карамель и в неё макают очищенные половинки яблок, продавая их на палочках прохожим.
А чуть дальше – пончики.
А еще чуть дальше – корейская девушка собирает в коробочку вок с парящих поддонов. Там креветки, лапша, фунчёза, овощи…
От запахов кружится голова!
Но я же здесь, чтобы продать часы. Поэтому послушно иду за Ворониным. А что‑нибудь съем я на обратном пути, когда будут деньги.
Мы наконец‑то проходим до конца этот мост соблазнов, спускаемся к боксу проката. Там велосипеды, ролики, самокаты… Табличка "Закрыто".
Паша отпускает мою руку. Звонит кому‑то.
– Костя, ты где? Мы подошли.
К нам выходит парень постарше нас.
– Здорово, Паха, – их ладони встречаются в небрежном рукопожатии.
Мне неприятен этот Костя. Какой‑то разболтанный… И смех такой… нездоровый. Бивис какой‑то.
– Чо за принцесса?
– Подружка, – искоса стреляет в меня взглядом Воронин, облизывая нижнюю губу.
– Не болтливая твоя подружка?
