Похождения бизнесвумен. Книга 2. Лихие 90-е
– Сначала высплюсь. Спать гады не давали, по очереди трясли. Потом денег раздобуду и к жене с дочкой подамся. Мы в Германии останемся, если всё сложится, как задумано. Здесь мне всё равно житья не будет, да и что это за жизнь!
Ну, не знаю, по мне так – жизнь, не хуже и не лучше, чем где бы то ни было. По крайней мере, если с людьми честно поступать и жареных тем не касаться.
То‑то я и не касаюсь…
Провожаю до двери. Саня смотрит уже более уверенно, на человека стал похож.
– Спасибо тебе. Знал, что выручишь. Прости, если что не так, я позвоню, как устроюсь.
Он так и не позвонил. Из писем Дашкевичей узнала, что был какое‑то время в Штатах, но потом навсегда потерялся из виду.
Часть 2. Малые голландцы. Дежа
1991 год
Письмо Лёли
20 октября 1991 г.
Нью‑Йорк
Дорогая Мариночка! Здравствуй! И здравствуйте, дорогие Юра, Лёня и Лика!
Мариночка, твоё письмо месячной давности я получила только сегодня и сразу же отвечаю, хотя просто теряюсь, с чего начать! За это время в России произошла куча событий, о которых мы знаем только из газет и TV, и не знаем, как оценить получаемую скудную информацию. Кроме того, за лето у нас тоже произошли некоторые изменения.
Даньку приняли в хай‑скул, предварительно сделав все прививки сразу, потому что мы не привезли с собой справки о прививках. Так что Данька ещё не учился (проходил медобследование и прививки), и мы не знаем, в девятый класс его определили или в десятый.
Со школой была проблема: он хотел в Мэдисон хай‑скул, где есть bio‑medical программа (вместе с дипломом школы выдают сертификат «медикал‑ассистента», и можно, не заканчивать медицинский колледж, а идти сразу в университет). А нас определили в другую школу, где медицинского курса нет, потому что в Мэдисон мы не подходили по адресу – она в другом районе. Валерка сказал, что, если нужно будет переехать, – мы переедем. Но один семестр всё же придётся учиться там, куда направили – бюрократия здесь почище, чем в совке.
Здесь был так называемый асбестовый скандал: обнаружили, что при постройке школ используют асбест, который, представь! – канцерогенен. Родители и учителя устроили забастовки и демонстрации, в результате учебный год начался только 29 сентября.
Всеми делами по устройству в школу занималась, конечно, я с моим хреновым английским, Валерка работает по 12 часов всё там же. Впрочем, английский у меня малость получшал – всё же разговаривать приходится, хоть и редко.
Ну ладно, всё, заканчиваю. Юре – огромный привет и поцелуи. Не заставляй детей насильно нам писать: для писания писем нужна насущная потребность. Если она появится – они сами нам напишут. А из вежливости или чувства долга и писать письма, и читать их скучно.
Целую 1000 раз. Будьте там здоровы, бодры и удачливы. Привет от мужиков.
Лёля
НИЗКИЕ ЗЕМЛИ
Наступил ноябрь, и уже рябенькие дожди покрыли окна тонкой паутиной. Воспоминания о лете, надежды на возвращение тепла и солнечных погожих дней преследуют как наваждение, но рассудочные прогнозы неумолимы в своём вердикте – лето кончилось безвозвратно. Впрочем, и осень, сбросив своё полыхающее убранство и заголившись белыми стволами с тёмными складочками и подпалинами, поспешно ретируется, смущённо пряча свою увядающую красоту под парики вечнозелёных елей. Белые пальцы инея прикасаются к золотистым шеям корабельных сосен, затачивают их зелёные, равнодушные к морозу иглы до стального блеска. Ничего уже не вернуть, ничего…
Зато работы как никогда много. В тесном, но уютном офисе малого государственного предприятия «Март» постоянно толпится народ. Я живу в десяти минутах ходьбы и нередко использую свою квартиру для встреч, переговоров. Это удобно для дела, но неудобно для жизни. Хотя сейчас моё дело и есть моя жизнь. Эх, как бы не заиграться…
С поставкой техники – сплошные обломы: то шведы в позу встанут (мало мы их на Ладоге били!), то химкомбинат отзовёт свои деньги из Внешэкономбанка, то сам банк какие‑то контры устраивает. В конце концов, мой партнёр Женька теряет всякое терпение. Он больше не верит в возможность чего‑то значительного в жизни, не верит в новое производство, не верит комбинату, не верит мне. Я познакомила его с Тоном и Джосом, но Женька и голландцам не верит, он надеется только на себя и на свои руки.
Как‑то раз пришла к нему за готовыми визитками очередного срочного заказа, и он холодно сообщил, что ничего не готово, подкатила более важная работа, и вообще ему это всё надоело. Чуть не отправила всю депутатскую группу в Москву без знаков отличий! Пришлось на Женьку надавить, стоять над душой и отвозить вожделенные, остро пахнущие свежей краской пачечки прямо к поезду. В тот раз поняла: всё идёт не так, как надо. И с комбинатом, и с Женькой, и вообще…
Звонит Тон, напрашивается на встречу. Они приходят вдвоём с Хопперсом, тот расспрашивает о судьбе контракта, интересуется химкомбинатом. «O, Siberia – very far![1]» – комментирует Тон, но я‑то знаю, что он готов туда летать хоть каждую неделю. Обещаю устроить и Джосу поездку в Тобольск. В ответ он вдруг неожиданно достаёт конверт, в нём приглашение в Голландию и страны Бенилюкс. На целых две недели! Увидев радость на моём лице, Тон уточняет: «It is a business invitation with hope for contract and future cooperation[2]».
А почему бы и нет? Что мы за этих шведов ухватились, ведь никого из них даже в лицо не знаем, техники живьём ни разу не видели, всё по картинкам. А тут есть возможность самой посмотреть, выбрать. Женьку бы взять, но после подставы с депутатским заказом не хочу иметь с ним никаких дел. Пусть работает, получится что – будет большая радость для нас обоих. Не получится – никто не в обиде.
[1] О, Сибирь! Очень далеко! (англ.)
[2] Это бизнес‑приглашение с надеждой на контракт и будущее сотрудничество (англ.)
