Похождения бизнесвумен. Книга 2. Лихие 90-е

Мы побродили по детскому дому, попутно хозяйка нам рассказывала о житье‑бытье воспитанников. Оказалось, что только половина детей не имеет родителей, которые либо умерли, либо от них отказались. Остальные живут здесь временно: родители болеют или учатся, у одной девочки мама в тюрьме, у кого‑то не хватает средств на воспитание ребёнка, и государство обязало их до лучших времён поместить чадо в детский дом.

– У нас им лучше. Питание, уход, обучение, на лето мы всех вывозим на море. У каждого отдельная спальня.

– И у самых маленьких тоже? Как же они спят одни? – удивилась я, наблюдая, как «папаша» меняет малышу ползунки.

– Есть дежурные нянечки, они живут здесь же, на третьем этаже, как и все одинокие сотрудники, не имеющие семей.

Это не детский дом, а Дом Нашедших Семью. Я сказала это вслух, и лица присутствующих сразу порозовели, неподдельные на сей раз улыбки, смущённые взгляды. Вот оно что… Одинокие люди создали этот приют, чтобы избавиться от одиночества, чтобы жить в семье. Поэтому он такой уникальный, поэтому сюда никого не пускают!

Перед самым отъездом из России, в последний момент, я зачем‑то прихватила десяток цветных литографий со сказочными сюжетами. Без всякой цели. Руки просто взяли эти пухлые желтоватые листы с наивными яркими картинками и положили в картонную папку. И вот эти сказки, перелетевшие тысячи километров, прошедшие таможенный контроль, лежали до поры до времени, пока не зашла речь о детском доме. И тут сразу всё встало на свои места – вот оно к чему!

Иногда со мной это бывает. Даже ночью просыпаюсь, хватаюсь за бумагу: записывать, записывать… Или что‑то делаю, просто хочу именно это делать, а почему и зачем, не знаю. А потом все становится понятным, все объясняется…

Сказочные сюжеты произвели сказочное впечатление. Дамы с улыбкой восхищения, как драгоценность, приняли из моих рук литографии, не переставая благодарить. Они тут же стали выбирать места для эстампов. Да, и названия, названия нужны! Переводчиков с русского трудно найти, а уж кто сможет разобрать рукописные подписи художников, тех и вовсе нет. Больше часа ушло на перевод названий и имён. Последний, запоминающий взгляд на семейную идиллию по сути чужих друг другу людей – и мы выходим в лёгкую морось амстердамской окраины.

 

ШПИОНЫ И ЛЕСБИЯНКИ

 

Издательство газеты «Хет парол» находится в самом центре Амстердама. Не знаю, что наговорили Хопперсы, но встречают нас внушительным составом. В кабинете, за большим круглым столом, кроме нас с Дежой – ещё человек шесть во главе с главным редактором. Я раскладываю фотографии Лозовского, и хотя всё внимательно просмотрено, удивления и восторга не вызывает. Видимо, для европейцев это обычный уровень репортёрской работы. Но ведь сюжеты, к ним надо ещё иметь доступ…

В этом нет проблем, объясняет главный редактор, доступ сейчас получить легко. Их газете нужен постоянный корреспондент… вы из какого города?… в Ленинграде или Киеве, например. В Москве уже есть, но плоховато знает русский, а перевод, вы понимаете, может значительно искажать. Очень важно, что говорят простые люди, как они ко всем переменам относятся.

– Вот вы могли бы стать нашим корреспондентом? – главный вдруг резко придвигается ко мне на вращающемся стуле. – Не нужно никакого особенного качества фотографий. Просто вовремя оказаться там, где что‑то происходит, такой информацией мы вас обеспечим. С передачей материалов тоже нет проблем, через консульство. Есть в Ленинграде голландское консульство? Если вы готовы обсуждать наше предложение, мы могли бы вместе пообедать, здесь недалеко отличный ресторан, свежайшие морепродукты, прекрасный вид из окна…

Дежа с каким‑то отстранённым выражением лица слушает этот монолог, изредка прерываемый моими робкими возражениями.

Наконец, я собираюсь с духом и, поблагодарив за предложение, от которого вынуждена отказаться, вкратце объясняю истинную цель моей поездки – поиск оборудования, налаживание культурных связей. Похоже, отказ их не смущает, потому что, провожая меня до двери, главный протягивает свою визитку со словами: «На всякий случай, вдруг передумаете».

Минут десять мы с Дежой идём молча, и это сейчас очень кстати, потому что я продолжаю мысленно приводить аргументы, почему я не гожусь в корреспонденты. «Прямо шпионский фильм», – неожиданно произносит Дежа, так что я даже вздрагиваю.

И тут до меня доходит. Какие там корреспонденты, им просто нужны разведданные! Я даже покраснела от негодования. Это ж надо, какая наглость! Посреди дня, в присутствии стольких свидетелей меня пытались завербовать прямо в редакции газеты! От злости я распоясалась и потребовала обедать в том самом «прекрасном ресторане». Дежа заикнулась было о высоких ценах и данных ей инструкциях, но я так выразительно на неё взглянула, что мы уже через несколько минут входили в фойе неброского, явно престижного заведения.

Моя проводница объясняла что‑то подошедшему с радушной улыбкой администратору, а я раскованно и чуть вызывающе отдавала свою скромную курточку в недра гардероба. В конце концов, они (то бишь, Хопперсы) меня затащили в этот шпионский рассадник, пусть теперь платят компенсацию за моральный ущерб. Желательно той же монетой, которой меня только что собирались подкупить. Для душевного равновесия. В шпионы мы не пошли, а в ресторан всё равно попали. Так‑то!

В этот вечер, то ли под влиянием хорошей кухни и выпитого вина, то ли вдохновлённая шпионскими страстями, Дежа пригласила меня к себе домой. Поболтать, посидеть у камина, послушать музыку. С котами познакомиться. У неё жила кошачья парочка сиамцев. Естественно, стерильных, естественно, воспитанных. Гуляют они на крыше, выходя из окна гостиной через оставленную щель. Иногда их возвращение сопровождается пронзительным щебетом или писком. Это означает, что хищникам попалась добыча, которую они, конечно же, подносят своей хозяйке.

В квартире имелась крохотная спальня без окон, зато с громадной, чуть не во всю комнату, кроватью. Я увидела её на секунду, когда мы зашли в квартиру, но дверь тут же была прикрыта. Пока Дежа кормила своих любимцев, воркуя с ними на чуть гортанном и кхекающем языке, я с интересом рассматривала картины на стенах, вернее, огромные монохромные фотографии в рамах. Поначалу не могла догадаться, что на них изображено, потом, поняв одну, тут же расшифровала и остальные. Это были фрагменты слившихся в объятиях тел. Чем больше я присматривалась, тем яснее понимала, что все тела женские. Сделано мастерски и смотрится неплохо на фоне грубо оштукатуренных стен. Когда газовый огонь в камине загудел, а бокалы наполнились белым вином, я спросила, с чем связан такой выбор.

Дежа достала альбом и стала показывать фотографии. Это её подруга, они расстались совсем недавно, та вышла замуж и живёт в другом городе. Фотография запечатлела уже немолодую, полноватую, заурядной внешности женщину с немного анемичным лицом и светлыми, чуть навыкате, глазами. Это на море прошлым летом. Они были так счастливы, так бесконечно счастливы… Этим летом Дежа поняла, что у подруги кто‑то появился. И всё разом рухнуло. Подруга готовилась к свадьбе…

Дежа отвернулась, но я заметила слезинку, стремительно скатившуюся со щеки. Ещё мгновение – и всё как прежде. В руке сигарета, у рта – бокал с вином, музыка – чуть громче, кошачья парочка – по сторонам, на отведённых им высоких стульях. Привычная жизнь, привычное одиночество потерянной любви.