Похождения бизнесвумен. Книга 2. Лихие 90-е

Когда уже совсем затемно я собралась уходить, разыгралась настоящая метель. Дежа посмотрела на мою голую шею и достала с полки над вешалкой несколько шарфов. Я сразу выбрала в красную и чёрную клетку – лёгкий и тёплый.

– Это шарф Риты, её звали Рита, – Дежа жалко улыбнулась.

Я предложила поменять шарф, но потом решили – поношу до отъезда, ей приятно будет его видеть хотя бы на мне.

Уже в гостинице, лёжа на квадратной кровати и перебирая в уме события прошедшего дня, я с грустью думала об этих не принятых у нас отношениях. О Рите, немолодой, банальной и некрасивой, но любимой так страстно… О Деже, в которой меня больше не раздражали ни привычка всё время чем‑то занимать рот, ни снисходительная манера общения… О собственной печальной истории, давно отболевшей и оттого как бы отодвинутой временем…

 

 

Часть 3. Леди из России

1991 год

 

Письмо Лёли

 

17 декабря 1991 г.

Нью‑Йорк

Мариночка, здравствуй дорогая!

Завтра едет парень в Питер, поэтому пишу впопыхах и умоляю, чтобы ты переслала маме письмо – я ей уже пятое письмо пишу и, наверно, не доходят – ответа нет. И у меня сейчас ни цента, а Валерка на работе, поэтому я даже не могу парню дать с собой доллар на пересылку письма. Ужасно стыдно тебя напрягать, но куда деваться? Больше ни на кого надежды нет.

С работой по‑прежнему никак. Русские газеты здесь в основном дайджесты. Выпускаемые одним человеком, в крайнем случае – двумя. Так что я там лишняя. А в «Новом русском слове» все места забиты на сто лет вперёд. Позвонила в один русский журналишко, поразивший своей безграмотностью, вежливо предложила свои услуги в качестве корректора. Они ответили, что позвонят, – с тех пор ни слуху ни духу. В общем, топчусь во все углы – и всё как‑то без толку.

С машиной тоже были дела: ремонт, покраска (теперь она серебристая), обязательная страховка, дорогая как сволочь. А вчера Валера умудрился стукнуть машину одного американца. Конечно, это здесь случается, сплошь и рядом, но платить всё равно придётся: Валера ездит без прав: никак не может сдать вождение.

Денег вечно нет, я всё лето дохла, ни к каким врачам, естественно, не ходила. Работы у меня тоже нет, потому что Валерка не пускает. Но сейчас он, похоже, понял, что, если мы хотим жить по‑человечески, его зарплаты мало. Потому с понедельника я, возможно, пойду (тьфу‑тьфу‑тьфу) убирать офис. Платят мало, но платят. Больше никуда не устроиться.

Ожоги мои уже зажили, только на ноге выше колена остался безобразный след, но Валера говорит, что он со временем пройдёт.

Ну, ладно, что‑то я разнылась. На самом деле всё не так уж плохо. Целую и обнимаю крепко‑крепко.

Лёля.

 

ХОППЕРСЫ

 

Наконец‑то первая неделя моего пребывания в Голландии закончилась, и наступило время активных действий. Как только Дежа объявила, что завтра утром мы едем на вокзал, я полностью отдалась будущим планам. В то же время мне стало немного жаль расставаться с Амстердамом. Нечто похожее на ностальгию закралось в душу при виде уплывающих в моросящую утреннюю дымку башен и вокзальных арок – последних опознавательных знаков покидаемого города.

Через полтора часа, которые мы провели, болтая с Дежой о всякой всячине, поезд на минуту остановился и мы оказались на уютном небольшом перроне уютного небольшого городка. Дома под неизменными черепичными крышами, красными, как и сотню лет назад. Нас встретил Джос, сияя приветственной улыбкой под холёными усами. Мои сумки быстро оказались в багажнике, а я – на переднем сиденье его шикарной машины.

Дорога запетляла, очень скоро оторвалась от цепляющихся за обочину домиков, аккуратных и нарядных, местами увитых рождественскими гирляндами. Мы то въезжали в лес, то выбирались на открытые поля, то опять попадали в посёлки с расчерченными в полоску дорогами и никому не нужными, но выполняющими свой ритуал светофорами.

В одном из перелесков мы круто взяли влево и уже через минуту подъезжали к воротам, за которыми угадывались неправильной формы дом, стриженые купы деревьев и приятный запах дыма, уходящего, как в молоко, в светло‑серое небо. Джос вытянул руку с пультом, и ворота отъехали, пропустив машину во двор.

У Джоса на этих пультах был настоящий бзик. Они служили для него чем‑то вроде волшебной палочки: включали музыку и телевизор, открывали ворота, раздвигали шторы, зажигали фонари в саду. С ними он чувствовал себя немного Санта Клаусом и улыбался усами, видя моё детское изумление.

Мы вошли в большую, всю из стекла и светлых панелей прихожую, вернее, аппендикс большого зала, где происходит общая жизнь семьи. Белый рояль отделяет кухонно‑обеденное пространство от диванно‑отдыхательного. Спальни, как у них водится, наверху.

Нас встречали. Инну Хопперс я узнаю сразу – у Джоса всегда под рукой её фотография, как и снимки двух подростков – их детей. Рядом с Инной стоит пожилая пара с кучей чемоданов у ног. Чемоданы старые, кожаные, хоть и потёртые, но очень добротные. Вначале мне показалось, что это гости, которые по стечению обстоятельств как раз уезжают, и мы с ними случайно столкнулись на выходе.

Но нет, они прибыли ради меня и после приветствий принимаются открывать чемоданы. Достают по очереди старые вещи: шубы, обувь, одежду, сумочки, – Джос разворачивает и показывает, а Инна комментирует. Всё это сопровождается запахом нафталина, который с каждой новой вещью становится всё гуще. Я столбенею от запаха, а, главное, от нелепости происходящего. Ведь я только приехала, ещё не успела толком войти, а тут – какая‑то лавка старьёвщика.

Наконец Инна поясняет:

– Наши соседи, узнав, что к нам приезжает гостья из России, собрали лишние вещи и хотят передать вам. А вы сами смотрите, что возьмёте себе, остальное кому‑нибудь отдадите.

А Джос добавляет:

– Вещи хорошие, качественные. Носились аккуратно. Вот взгляните, ботинкам лет десять, а они как новые.

Ботинки и правда сияют, отмытые и начищенные. На них отчётливо проступают бугры от старческих мозолей, а подошвы с ортопедической стелькой говорят о плоскостопии хозяина.

В какой‑то момент у меня закружилась голова и, прислонясь к стене, я еле выдавила:

– Спасибо, у нас всё есть, никто не нуждается.