Полудочка. Его судьба

– И я, – поддакнула Элла.

Маргарита насмешливо промолчала.

– Вам только рулить, – ответил Ганцев. – Пьяные, как извозчики. Сидите тихо и радуйтесь, что вас куда‑то везут. И не ты ли, Витюша, еще недавно предупреждал про свою машину и свою жену?

– Так я и не предлагаю тебе свою жену, – Войтович усмехнулся. – Я всего лишь прошу твою машину.

Ганцев промолчал; шуточки друга начинали утомлять.

Положив правую руку на селектор, он невольно взглянул на Ксенькины ноги.

Они остались теми же, что были на пути сюда: тонкими и неизящными. Но казались другими.

Прежде, чем тронуться, Ганцев подумал, успеет ли девчонка незаметно выстирать свои красные треугольники прежде, чем Элла учует запах мужчины.

– Дядя Слава! – услышал он, поехав дальше.

– Что, Ксеня?

– Да так, ничего, – ответила та и зажала ладони между коленок.

Сейчас она выглядела как девчонка, девчонкой она и была.

У выезда на трассу пришлось долго стоять: мимо одна за другой тащились фуры, Ганцев не хотел рисковать, встраиваясь в промежуток.

Вывернув и быстро набрав скорость, он неожиданно для себя сказал:

– Ксеня, какие характеристики у твоего компьютера?

– Ты бы еще спросил у нее, какое расстояние по суше от Москвы до Вальпараисо! – с привычной едкостью ответила за дочь Элла. – Думаешь, она хоть что‑то знает? Ничего не знает и не умеет работать, только сутками порется в мессенджере с такими же безмозглыми подростками!

Войтович пьяненько захохотал.

Ганцев вдруг ощутил тоску.

По всему получалось, что он возил друзей на пикник, тратил бензин и ресурс «Хаммера». Сейчас, пьяные и сытые, они покачивались в уютном кондиционированном салоне и знали, что он, стеклянно трезвый, доставит всех обратно: завезет куда‑то Артемия, спящего, как мешок с навозом, потом высадит Войтовичей у подъезда и примет прощальный поцелуй Виктора.

А сам окажется дома в таком усталом состоянии, что не расхочется даже выпивать.

От таких мыслей стало грустно.

Похоже, он вошел в пору мужского климакса, еще более деструктивного, чем женский.

– Дядя Слава, а причем мой компьютер? – вырывая из невеселого оцепенения, спросила Ксенька. – Вам он не по барабану, как папе?

– Не по барабану. В твоем возрасте надо иметь хороший комп. Завтра, ну то есть, в понедельник, подберу конфигурацию и тебе подарю.

– С какого перепуга ты будешь дарить этой звезде новый компьютер? – возмущенно спросила Элла.

– Вместо «Эльдорадо»? – уточнила Ксенька.

– Нет, – ответил Ганцев. – «Эльдорадо» – через десять лет. Компьютер – сейчас.

– Типа в честь моей конфирмации?

Оторвавшись от дороги, Ганцев быстро взглянул на полудочку.

– Типа того, – он кивнул и снова уставился вперед.

Они перебрасывались фразами, понятными только двоим, да еще коршуну, который видел все происшедшее.

Но пассажиры были слишком пьяны и довольны жизнью, чтобы вникать в чужие загадки.

– Нет, «Эльдорадо» не пойдет, – сказал Ганцев через километр, обогнав на кик‑дауне пылевое облако, внутри которого ехал автопоезд. – Кабриолет – машина для цивилизованной страны, а в России можно ездить, только задраив все люки.

«Хаммер» ревел уверенно, он был полностью доволен и хозяином и жизнью.

– На самом деле я тебя вижу в вишневой «Шевроле Импала» шестьдесят второго, года моего рождения. Твои пропорции, вообще ты, только на колесах. Но, увы, на такой старой машине ездить нельзя, только любоваться. Я подарю тебе трехсотый «Крайслер», тоже красный.

Ксенька не ответила, она думала о чем‑то своем.

Воровато оглянувшись и убедившись, что сзади все заняты собой, Ганцев протянул правую руку, положил ее на широчайшую консоль за селектором.

Почти сразу ладонь ощутила прикосновение тонких пальцев. Они уже понимали друг друга без слов.

 

6

 

– Рит, ты прости меня, пожалуйста, – сказал Ганцев, прижавшись щекой к Маргаритиной груди, спрятанной вискозной рубашкой.

– За что? – спросила она, не реагируя на прикосновение.

– За все, – ответил он, не вдаваясь в подробности.

В памяти промелькнул плотный солнечный свет, вкрадчивый запах сена и миг высшего блаженства, достигнутый одновременно – чего с другими женщинами не случалось.

Обо всем том никто не мог узнать.

Но Ганцев знал и вина – перед самой Ксенькой, перед Виктором и Эллой, даже перед услужливым Артемием, а прежде всего перед женой – жгла до такой степени, что ее следовало выжечь дотла неясными признаниями.

– За то, что устроил это шоу Нарциссо на дороге, – пояснил он, переводя стрелки на известное. – Глупо, трижды глупо. Но…

Жена молчала.

– …Захотелось доставить девчонке удовольствие. Возвысить ее над этим Артемием. Витька, лишенец, не думает о том, что дочери нужен не только быт, но имидж. Прости меня, Рита.

– Ты помнишь, что сказал Иоанн Предтеча, когда Христос подошел к Иордану? – спросила жена.

– Не помню. То есть не знаю. Библию не читал, не было времени.

– Я тоже не читала, но это знаю.

Маргарита повернулась на бок, грудь ускользнула.

– «Не тебе креститься от меня, а мне креститься от тебя.»

– Ты это к чему? – уточнил он.

– К тому, что у нас то же самое. Не тебе виниться передо мной, а совсем наоборот.

– Почему?