Последний дар Эбена

Какая радость! Ей позволили сделать нам скидку. И они предоставили его с великой щедростью благодетельных людей. Разумеется, можно понять нежелание упускать свою выгоду. Однако ни о какой реальной скидке не могло быть и речи. Парик этот обошелся мне ровно в два раза дороже по сравнению с той ценой, за которую я приобрела точно такой же год назад. Ни единой копейки я тогда не сэкономила ведь, так к чему вся эта ненужная проповедь от женщины, которая даже не утруждает свой ум элементарными понятиями и очевидными признаками совершенно различного рода заболеваний. Уж тогда тем более неясно, почему ваше, так называемое сострадательное отношение, применимо лишь к определенным людям, между тем как то же самое недопустимо к другим. Лишь хитрая уловка, под видом презренной жалости. Возможно человек, независимо от того, что у него за недуг, совершенно не настроен или не хочет обсуждать свои проблемы с незнакомыми людьми, даже просто говорить об этом, уже для него тяжелое испытание. И тем и другим нужен был лишь приличный парик, чтобы скрыться от точно такого невежества, но никак не слабая мораль незнакомого человека или возможно вы думаете что, человеку в таком положении именно вашей щедрой подачки не хватает. Видимо культурное развитие, необязательно означает развитие внутренней культуры человека. А таких людей, чьи щедрые слова задували мою веру, мне не счесть.

Я представляю себе двуглавую змею. Все это время они вели между собой беспощадную борьбу. Белая змея тянула и подталкивала меня вперед, между тем, как темная, самая настойчивая, стремительно уползала назад и того же требовала от меня. Сегодня я сердечно поздравляю вторую змею с окончательной победой. После многих лет бессмысленной борьбы, в которой я, потеряв столько времени, гналась за смыслом, так ничего, и, не достигнув, складываю отяжелевшую броню, меч и платок, чтобы, избавившись от своего балласта, наконец‑то, отдохнуть. Поздно, слишком много времени и сил отняты у меня и с чего мне заново начинать борьбу, борьбу для меня бессмысленную, если итог уже понятен. Чего ради оставаться в грязи расстилавшегося болота. И без того ясно насколько глубоко увязла я в бесконечной трясине.

Так размышляла я, пока поезд размеренно покачивал меня, неся от одной станции к другой в сторону библиотеки. Как хорошо, что оказалось свободное место, где можно спокойно сесть, сердце казалось налито свинцом. Все же я спокойна и уверена как никогда. Блаженство разливается по всему телу, когда думаю о скором конце. Мне даже казалось странным, что кто‑то может бояться темноты. Я тоже когда‑то страшилась его. Какая глупость! Лишь скорый конец придавал мне сил выйти из дома и напоследок прогуляться. Я раскрыла листок Анна Пантелеймоновы, где тоненьким почерком я прочитала следующие слова: Бернардо Жоакин да Силва Гимарайнш «Рабыня Изаура». Я невольно засмеялась. По меньшей мере, три раза она смотрела этот сериал, а быть может и того больше, кто знает. До сегодняшнего дня, я и не подозревала, что существует еще и книга, которая зачем‑то понадобилась моей соседке. Надо было сразу взглянуть в листок, и тогда бы мне не пришлось идти за ней. Вряд ли мне удастся, найду эту книгу там. Что ж, по крайней мере, я попытаюсь и хоть в этом, совесть моя будет чиста. Длинный переход, пару станций и вот я иду по каменной платформе, ведущему на улицу. Устав от монотонной работы, навстречу задумчиво шла хмурая раздраженная толпа. Среди них я подметила лишь двоих. Один мужчина с высоко поднятой головой вез свою дочь в инвалидной коляске. Если и была мужественность во всей своей первозданной красе, то это, безусловно, была одна из его красноречивых проявлений. Навеки я запечатлела прекрасный смиренный образ молоденькой девушки. Ей было от силы не больше двадцати лет. Прямые черные волосы красиво лежали на ее плечах, нежно обрамляя правильные черты юного лица. Стройная и ухоженная сидела она с естественной прямой осанкой, словно сказочная принцесса, и твердо смотрела перед собой. На секунду она остановила взгляд на меня, лишь на миг. В них не было ни злости, ни надежды, ничего кроме смиренного величественного спокойствия и безмолвной решимости бороться ради человека, чья непоколебимая вера поддерживала ее. Она вызвала во мне чувство благоговейного восхищения, но никак не жалость. Даже никчемная тень жалости и то утопала по сравнению с обликом достойного человека. Некоторые родители самоотверженно ухаживают за своими детьми и лелеют хрупкие лепестки всю свою жизнь. Мне стало стыдно, и я беспомощно опустила голову. Вот я совершенно здоровый человек скатываюсь в пропасть и скоро увижу самое дно. И вдруг неожиданно возникает передо мной столь поразительный контраст, чтобы выплеснуть на меня бесконечный укор. Вслед за этим поступил бесконечный испуг и отвращение к внезапным жизненным порывам. Мое лицо исказилось от гнева, и я отшвырнула эту сентиментальную чушь. Когда я снова возвратила себя в прежнее спокойное состояние, сердце глубоко вздохнуло предстоящей свободой. Нет, я больше не хочу так для своей семьи. Каково это наблюдать изо дня в день мрачное состояние и постоянную раздражительность, граничащую с безумием. Для них так будет лучше, успокаивала я так себя. Слезы на минуту затуманили глаза, но я сумела удержать их усилием воли. Я уже неплохо справляюсь с этим.

Словно маленький хомяк в своем игрушечном колесе, бежала я изо дня в день, все сильнее и сильнее вращаясь в погоне за некой эфемерной наградой, пока не уяснила, что голова кружится, все тело ноет, ноет и душа, но смысл так и не показался на горизонте. Лучше навек кануть в небытие, чем жить как бесцельная сомнамбула и влачить свое жалкое существование. Жизнь настойчиво требовала от меня отыскать какой‑нибудь смысл, который покроет меня с головой и заставит воспарить над обыденностью в бесконечных далях просветления. Я не справилась. Я направляюсь в библиотечные покои, как в последнюю пристань, последняя гавань перед последним плаванием. Каково же было мое удивление, когда работница сказала, что такая книга есть и даже показала, где мне ее отыскать. Я взяла книгу и уже направилась к выходу. А рядом с той же полкой был отдел, куда я никогда не заглядывала прежде. Вдруг у меня возникла мысль пойти туда, где я никогда не искала книгу, к миру нереального безграничного полета человеческой мысли. Потом остановилась. Зачем я пришла сюда? Бессознательный инстинкт самосохранения, быть может, что я еще могу здесь найти для себя. Подавив внезапный импульс убежать, я направилась к многочисленным полкам. В самой дальней из них я начала проводить рукой по незнакомым книгам пока не дошла до самого конца. Тут я внезапно встрепенулась. Рука моя коснулась чего‑то необычного. Я ощутила шероховатые линии и странную жесткость. Можно сказать, я нашла эту книгу наощупь, потому как она лежала прижатая к стене и не выглядывала из полки как остальные произведения. Поначалу я почувствовала волну мистического ужаса и убрала быстро руку, но любопытство оказалось сильнее, и вскоре я вытащила его из могучих тисков множества других книг и убедилась, что это и вправду настоящая книга просто в невиданной дотоле замысловатой обложке, если не сказать странной. По невероятной прихоти судьбы я взяла именно эту книгу. Если бы мои черные густые волосы не покинули мою несчастную голову, с уверенностью могу заявить, что не направилась бы туда и не обратила бы никакого внимания на запыленную старую книгу в черной обложке. А вы бы никогда не узнали, какую необыкновенную роль она сыграла в моей жизни.