Последний дар Эбена

На вид книга выглядела как кусок старого дерева, испещренная глубокими бороздами и трещинами, невероятно глубокого черного цвета, переливающегося словно атлас. И лишь посередине оставлено небольшое квадратное поле, где красовалась фотография, притом именно фотография, а не рисунок, потому что, по крайней мере, так я ощутила, выглядела она вполне соответствующе, как реальный отрывок из настоящей жизни. Вот, что больше всего взволновало мое равнодушное сердце. На ней маленькая девочка с прекрасными, как смоль кудрявыми волосами, смотрела на себя в зеркало, однако лица ее не видно было в отражении, потому что вместо собственного лица, на нее глядела взрослая стройная девушка. Склонив совершенно гладкую, хрупкую голову без волос в сторону маленькой девочки она гордо и совершенно искренне улыбалась. Мое сердце мгновенно откликнулось на эту улыбку, будто затухшая лампа пыталась зажечься снова. В ее глазах проглядывалась какая‑то тайна, простая тайна, но между тем я не могла понять какая именно. Она постигла того, чего до сих пор не смогла постичь в своей жизни я. Почему я раньше не знала ничего об этой книге, вот интересный вопрос, лишь сейчас, когда уже вот‑вот настигну своего края?! Столько всего я прочитала, но подобной книги вижу впервые. Самым удивительным было видеть перед собой такого же человека как я. Одиночество в этом недуге давно укрепилась в моем сознании и я была поражена, что кто‑то мог написать хоть строчку, не говоря уже о книге. Значит, есть все‑таки люди подобные мне, но где они затерялись тогда. Могу лишь смутно вспомнить одну женщину, и то она так спешно надела свою шапку, когда выходила из магазина париков, что я засомневалась в этом. Была я уверена лишь в том, что данный вопрос вряд ли смог бы кого‑нибудь заинтересовать. Его важность лишь подтверждалась моими глухими стенаниями и слезами и той пропастью, край, которого я отчетливо вижу и намереваюсь прыгнуть. Любопытство сменилось волнением, и я опустилась вместе с книгой на мягкое кресло. Может чья – то заботливая рука ждала лишь удобного случая, чтобы вручить мне ее именно сегодня, шептал тихий голос глубоко внутри. Кто знает. Однако меньше всего я верила в чудесное спасение и еще меньше в обретение радости. Былая жизнерадостность и открытость затерялись далеко в детстве, там, где я похоронила мои локоны и свою веру. Я начинаю забывать, как выглядели мои настоящие волосы, каково это было расчесывать их, заплетать в косички. Каждый раз, когда они отрастали заново, что‑то случалось, и вот их опять нет, и я снова их жду, чтобы снова потерять, пока замкнутый круг не опустошил меня. Смутные проблески уверенности в затуманенном будущем и те казалось, гасли в вакууме отрешенности. Становилось жарко и я, наконец‑то сняла шерстяную шапку, а голова вся итак изнывала от этого проклятого парика. Будь на то моя воля, сожгла бы его на большом костре и пустилась бы при этом в неистовый пляс, словно в стане диких племен, во время великого празднества. И тут же я отбросила эту безнадежную затею как возмутительную ересь. Тяжелый вздох вывел меня из задумчивости. Итак, вот эта книга у меня в руках. Осторожно открываю я его, все еще не веря в его существование. Тонкие страницы сильно пожелтели от прикосновения времени, однако сохранили целостность, текст был разборчивым и ясным. Не сразу осмелилась я начать читать его, признаюсь, страх открыть в ней некоторые страницы из собственной жизни доводили меня до нервной дрожи, и я то и дело ерзала на кресле. Прошлое кануло в небытие, но воспоминания начали внезапной волной толпиться в голове, неустанно напоминая то об одном неприятном событии, то о другом. А сколько таких было и не счесть. Часы, дни, целые годы. И все это неважно в глазах других людей, почему же тогда это довело меня до края, если это незначительно в глазах окружающих. Отмахнувшись от досадных призраков прошлого, неведомо откуда нахлынувших разом, я медленно погрузилась в чтение.

 

Последний дар Эбена

 

Посвящается моему единственному другу, солнечной отраде каждого моего дня, моей дорогой сестре.

Возможно, твое большое сердце уже успело позабыть, но я никогда не забуду подвиг, который ты совершила ради меня, тогда. И, разумеется, посвящается всем тем, чьи кроткие сердца изо дня в день ведут безмолвную, одинокую борьбу с неизвестностью.

 

Часть I

 

Глава 1. Испытание. Зло просыпается

 

– Мамочки далеко еще? Не могу больше.… Эй, обождите маленько.… В жизни ведь столько не приходилось бегать, а тут, видите ли, погнались куда – то, да еще и поесть толком не успел… – еле выговорив эти слова, существо, замыкавшее небольшую группу из трех таких же как он, резко остановился, опустил косматые лапы на колени, затем испустил тяжелый долгий стон, словно гончий пес, загнавшийся до потери сознания. Его охрипший, сиплый голос одиноко раздался в застывшем холодном воздухе и замолк. Минуты две он смотрел на землю, плечи его высоко и часто вздымались от напряженной работы легких. При этом он навострил серые уши и стал внимательно прислушиваться, чтобы случайно не пропустить долгожданных спасительных откликов. Ничего. Лишь короткое глухое рычание, раздавшееся спереди. Когда стало ясно, что никакого ответа не будет, а они лишь уходили все дальше и дальше от него, фыркнул и приложил невероятные усилия, чтобы выпрямиться. Спина со стоном хрустнула. Взгляд чуть дольше задержался на небе, и он удивленно изучал его. Увиденное наверху, сложно было назвать небом. Лишь теперь он обратил внимание, что все звезды куда‑то исчезли, словно кто‑то невидимой рукой затушил их все до одного и забыл зажечь обратно. Странно, пронеслось у него в голове, отчетливо помнил он, что до того как попасть сюда небо искрилось бесчисленными мерцающими огоньками на чистом полотне небесной синевы, а ведь это было совсем недавно. Все, что он увидел сейчас, было серое застывшее небо безо всякой четкой границы, сливающееся с почерневшей, словно зола землей. Дрожь пробежала по всему телу. Без сомнения место, куда он попал, нельзя было назвать обыкновенным и уж тем более язык не повернется сказать, что оно красивое. Возможно, впереди их ждет совершенно иной пейзаж, нежели этот, утешал он себя слабой надеждой и снова поплелся вперед. До того, как попасть в эти места они продвигались по колючим кустам широко раскинувшегося терновника, так что у всех троих, штаны были разодраны и чуть ли не до колен свисали жалкими лохмотьями. А теперь они пересекали широкое поле с высокой сухой травой, которая была намного выше его маленького роста и с головой зарывала его в гущу из длинных трескучих палок.

После пары шагов, он не выдержал и снова послышался его утомленный голос, на сей раз, он выговаривал слова нарочито громко, протягивая каждую букву.

– Все идем и идем! Сколько же можно издеваться надо мной?! Проклятая трава и не думает заканчиваться. Того и гляди прикончит меня. Слышите вы меня или нет, черт вас подери…? – затем забубнил себе под нос, – как же иначе, естественно слышат.