Последняя пьеса Земли

Когда он заехал в депо, припарковал троллейбус возле забора. Выключил свет, опустил «рога». Тенью прошел мимо окна диспетчерской. Внутри стоял бубнеж голосов. Видимо, в диспетчерской разгорелись нехилые дебаты насчет того, куда могло деться солнце. Закрыть путевку Денис решил завтра, поэтому на ходу сложил ее в квадратик и сунул в карман.

 

Терещенко прыгнул в «Ниву», крутанул зажигание и под покровом темноты прокрался до ворот. Вырулил на улицу. В зеркало он увидел, как ему махал в след сторож и что‑то отчаянно кричал. Но Денису было не до него.

 

До самого конца Денис надеялся, что произошла какая‑то ошибка. Что Анюта жива.

Но в морге была она. Опознал. Бледная, глаза приоткрыты и как у куклы. Анюта почему‑то лежала на каталке в коридоре. Работник морга сказал, что холодильник под завязку. Какое‑то ОРВИ косит всех без разбору. Остались места только для VIP‑персон.

Еще работник морга сказал, что тело выдадут не раньше, чем дня через четыре. Очередь. Можно было ускорить процесс, но денег Денису хватало только на похороны. И то впритык.

 

Следователь ушел, когда получил от Дениса все, что хотел. Работники морга тоже разбрелись по делам. Терещенко остался со своей Аней. Долго смотрел на ее лицо. Изменилось. Заострилось. Как будто это не она была. Не хотелось ему плакать, и не хотелось с ней говорить. Он почему‑то вообще ничего не чувствовал. Даже хотелось посмеяться. Но он знал это состояние, это у него такое уже было. Когда брата хоронил тоже поржать тянуло, а потом пять лет брат из головы не выходил, думал о нем, вспоминал о том о сем.

Перед тем как уйти, пообещал Анютке, что еще увидятся. Не прощался.

 

Вернулся домой. Алешка играл с конструктором. Юра валялся на диване и разгребал что‑то пальцем на экране телефона.

 

Переместился в кухню и сел за стол. Мелькнула мысль: надо об Ане родне сообщить. А кому? Родителей у Анютки не было. Детдомовская она. Был у нее родной брат, на Байкале живет. Вот и вся родня. Но Денис с ее братом был на ножах. Звонить желания не было. Отправил короткое сообщение, мол, погибла в ДТП.

Своей родне Денису сообщать не надо, не общался он ни с отцом, ни с матерью. Они у него банкиры московские, элита типа, и его хотели банкиром сделать. Но не по душе ему было все это: терпеть не мог их тусовку. На зло отцу в армию ушел, а когда отслужил и вовсе стал жить отдельно. Сам свою жизнь выстраивать. Ни сестер, ни братьев у него не было.

 

Теперь надо было рассказать сыновьям. Тут дело сложнее. Смс‑кой не отделаешься. Старшему сказать было проще, взрослый уже. А вот Алешке… он был сильно привязан к Анютке. А вдруг он с катушек слетит, если Денис ему расскажет? Да и как рассказывать о смерти матери семилетнему пацану? Не в лоб же? Денис решил Алешке ничего пока не говорить. Надо было подумать, какие подобрать слова.

В кухню вошел Юра. Сел напротив.

– Ну как у вас? Все спокойно? – спросил Денис.

– Вроде. А ты узнал что‑нибудь? Что происходит?

– Без понятия, что происходит.

– Чего бледный? Случилось что?

– Хочу кое‑что тебе сказать, – сказал Денис и, помолчав, проговорил:

– В общем, я скажу прямо, Юрец. Мать умерла. ДТП. Вчера.

Юра молчал несколько секунд. Смотрел в стол, приоткрыв рот. Потом хрипло спросил:

– Как?

– А вот так, – вздохнул Денис. – Ее такси прямо в мусоровоз. Наглухо, в общем.

Денис поднялся и подошел к окну. Посмотрел на небо.

– Что теперь будет? – тихо спросил сын.

– Что, что… не знаю, что. Ничего не будет. Похороны. Брату пока не говори. Сам скажу.

Юра шмыгнул носом. Потом негромко кашлянул:

– Можно мне к ней? Где она?

– В морге. Пока не надо туда. Потом…

Терещенко повернулся к сыну. Юра смотрел в стол. Денис подумал, что надо ему как‑то переключить внимание.

– Что в интернете пишут насчет темноты? – спросил.

– Что Земля могла остановиться. Поэтому у нас темно. Пишут, что если так и дальше все пойдет, то через неделю у нас будет минус двадцать. А через месяц минус двести.

Денис нахмурил брови. А потом усмехнулся:

– Что за бред? Не может Земля остановиться. Это невозможно. Просто это все солнечное затмение.

– А что если не бред?

– По ситуации посмотрим. Давай решать проблемы по мере их поступления.

– Пойду полежу.

– Давай. Ты только держись. Будь мужиком. Прорвемся.

Сын кивнул и ушел. Денис открыл морозилку и достал коробку от телефона. В ней хранилась заначка на черный день – почти сто тысяч. Вытащил деньги и положил на стол. Он подумал, что стоило бы позвонить в ритуальные услуги. Зазвонил телефон. Снова неизвестный номер.

– Алло, – ответил Денис.

– Тебе конец, – угрожающе прошипел незнакомый голос.

– Кто это?

– Ты сбил мою жену. Лето, август. Помнишь? Тебя не посадили. Пришло время возмездия.

– Смольский, ты? Она сама кинулась. Суд доказал.

– Не‑ет, это ты виноват. Знаешь, каково каждый день видеть свою жену в инвалидном кресле? А она у меня красавица. Была. Теперь я с тобой за все поквитаюсь, – Смольский захохотал шепотом, как демон. – Какая там у тебя квартира? Двадцать седьмая? Жди.

– Тебя посадят. Я заявлю в полицию.

– Вперед. Только закона больше нет. Мир летит к чертям, скоро ментам будет не до нас с тобой. И меня никто не закроет. Я уже выехал.

В трубке раздались гудки.

Терещенко вспомнил эту историю. В прошлом августе смена выдалась та еще. Денис работал пятнадцать часов. По закону столько времени нельзя находиться на линии, но в депо была нехватка водителей. Половина из них не вышла на смену – бастовали из‑за задержки зарплаты.