Потому что (не) люблю…

Едва вошёл в дом, как сразу услышал Маринкин смех. Звонкий, беззаботный, взахлёб. У меня аж челюсть свело. Что это – злость? Ревность?

Остро захотелось послать всё куда подальше, однако я натянул довольную улыбку, и шагнул в гостиную.

Кирей развалился на диванчике, а Маринка сидела напротив него на барном островке и игриво болтая ногами, хохотала. Ну то есть вот эта зараза, от которой я за последние месяца так четыре не то, что близости, а даже улыбки не видел, сидела сейчас на столе и заливалась смехом. Склонённая к плечу голова и откинутые назад волосы будто случайно открывали изящную линию оголённой шеи и ключиц…

Увидев меня, тут же осеклась. Скользнула со столешницы, оправила съехавший на плечо ворот шёлковой домашней блузы и привычно натянула длинные рукава на кулаки. Всего мгновение – и вот она снова закрытая и чужая.

– О, Даныч, братан! – поднялся навстречу мне Кирей. – Наконец‑то!

Обнялись – крепко, по‑настоящему. Как и положено самым близким друганам детства.

– Ничего себе, Капитан Америка! – тиснул я его за прокачанное плечо. – Пять лет назад ты, помнится, был помягче.

– Работа такая, – смеясь подёргал грудными мышцами Кирей. Получилось эффектно.

– Всё‑таки порвал Голливуд?

– Типа того. А ты‑то чего такой покоцаный? – кивнул на подсохшую уже корку на моей губе. – Жена что ли бьёт?

Я бросил взгляд на Маринку. Подумалось вдруг, что, если бы она расщедрилась хотя бы на такой знак внимания, это было бы уже ого‑го! Но мне теперь не то, что по морде, а даже просто повышенного тона голоса от неё не доставалось.

– Да нет, жена у меня сама нежность. – Снова взгляд на Маринку, но она на меня не смотрела и, похоже, даже, не слушала. – Просто боями балуюсь. Помогают снять стресс и быть в тонусе. Без этого в бизнесе никак.

– Интересный подход! А тебя не смущает, что в таком виде ты похож скорее на гопника?

– А ему ему плевать! – встряла вдруг Маринка. – Он позапрошлой осенью был номинирован на областную премию «Человек года» Пятнадцать номинантов, все не абы кто. Торжественный приём, голосование в прямом эфире, телемост с Москвой. Дресс‑код, естественно! Но в чём, думаешь, пошёл господин Магницкий?

– В трениках и резиновых шлёпках, в чём ещё! – беззлобно рассмеялся Кирей. – А иначе это был бы не Даныч!

– О! Значит не так всё запущенно. Потому что он пошёл всего лишь в джинсах и кроссовках. Хотя спасибо уже на том, что джинсы были без рваных коленок, а то он такое тоже любит.

– Ну это скорее твой косяк, Марин. Надо вовремя зашивать.

Оба рассмеялись.

– Так ты погоди, знаешь, как его окрестили журналисты?

– Ну, думаю, не меньше, чем Магнит! Нет, Магнетиссимо!

– Железяка.

– Чего‑о‑о?

– Того! Но, справедливости ради, стоит сказать, что первоначальная версия была «Железный человек», и это было действительно круто. Но уже к концу вечера, когда он прямо в зале торжественного приёма, стал бороться со всеми желающими на руках, от неё осталась только Железяка. Представляешь?

Снова рассмеялись. Прям встреча выпускников, твою мать. Я дал им проржаться и поставил жирную точку:

– Ты забыла сказать главное – именно я взял тогда эту премию и стал человеком года.

Маринка едва заметно усмехнулась и ничего не ответила, но я её прекрасно понял. Тогда решающим для моей победы фактором стали не заводы‑пароходы «РегионСтали», а кризисный центр «Птицы», который формально хотя и являлся грандиозным социальным проектом моей конторы, но фактически – от меня там только финансирование. Сам же проект был придуман и создан Маринкой – с полного нуля. Не знаю откуда она взяла тогда на это силы. А может, наоборот, именно это и придало ей сил, ведь говорят же – хочешь помочь себе, начни помогать другим, а дальше всё само подтянется.

– А ещё у него берцовая кость на болты собрана, он тебе не говорил? И скоба на нижней челюсти. Так глядишь, туда‑сюда и правда железякой станет.

– Нет, не говорил, – посерьёзнел Кирей. – А что случилось? Авария?

– Да нет. Нога – это с парашютом допрыгался, а челюсть – на боях сломали. В двух местах. Больше месяца пюрешками через трубочку питался. А аварий не было. Пока. Но теперь, когда он купил себе спорткар… Кстати, он тебе уже хвастался?

– Марин, может хватит? – не выдержал я. – Сто раз обсуждали! Я не собираюсь сидеть дома и смотреть телек, как и таскать эти чёртовы смокинги и галстуки! Мне нужна свобода и драйв! Я мужик, в конце концов, и имею право на мужские забавы!

– Да я разве спорю? – стиснув в кулаках рукава блузы, едва заметно поёжилась она. – Забавляйся на здоровье. Мужик. – И, не сказав больше ни слова, ушла наверх.

Я сосчитал до десяти и выдохнул. Во время этой внезапной мимолётной перепалки братан безучастно накручивал на палец шнурок от треников и делал вид, что не понимает, что тут происходит. Но мне всё равно было как‑то не по себе.

Может, если бы Маринка была просто левой девчонкой, то и мне было бы без разницы, но так уж вышло, что двадцать лет назад я увёл её у братана. Больше того – они ещё были вместе, а я уже умудрился дорваться до её невинности. Случайно, конечно[1] , но это не меняет того факта, что тогда‑то я её увёл, а вот сейчас, кажется, больше не вывожу. Чёрт его знает почему, просто что‑то вдруг сломалось, и наша любовная бричка словно разом лишилась всех четырёх колёс. И я уже из кожи вылез, пытаясь её починить – не получается. В то время, как Кирей, увидевшись с Маринкой впервые за последние двенадцать лет, похоже сразу нашёл подход.

В груди снова скрутило. И я понял – это не злость и не ревность. Обычная тоска. Просто устал я от этого всего, держусь из последних сил.

– Так ты у нас теперь записан в анналы истории родного сити? – прервал молчание Кирей. – Поздравляю! Человек года – это же как Нобелевка местного уровня!

– Фигня всё это. Мишура и показуха. В этом году они уже выбрали нового героя, а старого в топку. Так это обычно и происходит.

Тогда, полтора года назад, я действительно не хотел соглашаться быть номинантом, не было ни грамма предпосылок на победу, а позориться не хотелось. Но Маринка настояла. «Ты должен! Ты можешь! Ты достоин!» – и так зажгла своей верой, что у меня создалось ощущение полёта. Но самый большой кайф было видеть удовольствие и обожание в её глазах. И я посвятил эту победу ей – прямо там, на присуждении подняв над головой тяжеленную хрустальную фиговину с золотым напылением, толкнул пусть и корявую, но от души речь: «В этот ответственный момент хочу торжественно признаться, что всё, что у меня есть, и всё, чем являюсь я сам – это заслуга моей жены. Она моя муза и ангел‑хранитель, и, если бы не она, – не было бы ни «ЮгРегионСтали», ни «Птиц», потому что это всё с самого начала создавалось для неё. И уж точно я не стоял бы сейчас перед вами, на этой сцене, пытаясь толкнуть целую речь, в то время как жутко хочется лишь одного – поскорее обнять свою жену…»