Потому что (не) люблю…

Маринка тогда всплакнула. А вместе с нею и добрая половина всех высокопоставленных тёток в зале. И хотя я действительно припёрся на церемонию в неформальном прикиде, в то время как Маринка блистала утончённой элегантностью, мы всё равно были самой красивой парой вечера, а на несчастном, заботливо приготовленном Маринкой, но небрежно брошенном мною во время сборов на кровать смокинге, мы потом до самого утра занимались любовью и клялись друг другу в любви до гроба.

Через пару дней какая‑то журналистская сволота опубликовала опус под заголовком «Цена любви «влюблённой Железяки» или Кризисный центр для суицидного Ангела‑хранителя» в котором со смаком муссировались подсмотренные на Маринкиных запястьях шрамы и вытряхивались до жути искажённые подробности нашей с ней трагедии.

Сейчас трудно даже вспомнить, как меня тогда бомбануло. Журналюга был пойман и избит, главный редактор издания запуган до полусмерти. Со всеми предполагаемыми заказчиками беспредела проведены доходчивые профилактические беседы.

Ещё через пару дней вышла новая статья с опровержением и извинениями, и поднимающаяся волна шумихи резко затихла на полуслове. Маринка, стойко сделав вид, что ничего не успела заметить, лишь ещё рьянее занялась новыми попытками зачать, а я впервые осознал то, что, похоже, давно уже поняла Маринка: все материальные победы в жизни – лишь мишура и показуха.

К сожалению, осознать мало. Особенно, когда причастен к утрате самого главного, и эта дыра в сердце требует заткнуть себя хоть чем‑нибудь. И проще всего сделать это очередной медалькой на шее.

– А что со спорткаром? – снова прервал молчание Кирей. – Почему не хвастаешься, зажал?

– Да блин, там такая история вышла… Ладно, пойдём, это нужно просто увидеть.

Тачку во двор не загонял, оставил в кустах за охраняемым въездом в посёлок. Оставляя, подумал ещё, что «удачно» вышло, а иначе бы и не догадался заявиться в дом по‑тихому. Тогда же ругнул себя за то, что словно ревнивая барышня истерю на пустом месте… Но в дом всё равно зашёл с задов, и увидел то, что увидел – Маринка флиртовала с Киреем. И в нашем с ней запущенном случае это уже можно приравнять если не к измене, то к предпосылкам точно.

– Нда‑а‑а… – обалдело выдохнул Кирей, увидев художества на капоте. – Вот это подстава. Знаешь кто?

– Только исполнителя. Девка, прикинь? – Закурил. – Повязал её, буду раскручивать.

– Думаешь, заказ?

– Уверен. Правда пока не понимаю кто. Те, кто действительно хотели бы мне насолить – ребята слишком серьёзные для такой дешёвой хулиганки, а те, кому я просто не нравлюсь, наоборот, слишком мелкие. Тут же всё прям до тошноты дерзко. Тот, кто на это пошёл, похоже, совсем без башки. А если и с башкой, то ненадолго, потому что я её, один хрен, оторву. – Вытянул из кармана ключ. – Хочешь посидеть?

– Да чего сидеть‑то, давай сгоняем куда‑нибудь.

– Издеваешься? Чтобы я на таком по городу светился? – Вздохнул. – А я ведь о такой всю жизнь мечтал. Помнишь, вкладыши из «Турбо»[2]?

– Ещё бы, у тебя же вся коллекция гоночных была. Слушай, – поскрёб пальцем царапину, – но здесь ведь фигня вопрос, не глубоко. Перекрасят так, что и сам забудешь.

– Не вариант. Я хотел нулёвую. Именно эту. Она же под заказ делалась.

– Да забей, братан, серьёзно. Просто перекрась и цени её за то, что она у тебя теперь ещё уникальнее, чем вышла с завода.

– Не, ты не понимаешь. Тот, кто это сделал хотел меня опустить, и этому слишком много свидетелей. И если официанты и мой водила ещё почти не в счёт, то Юрка Горовец – это уже серьёзно. Магницкий не будет ездить на опущенной тачке, понимаешь? Хоть ты её чистым золотом теперь облей. Я даже продавать её уже не буду. Переплавлю, к чертям. Была эксклюзивная тачка за двадцать лямов, станет канализационной трубой. Как‑то так.

– Ну ты даёшь.

– Это просто железо, братан, а вот имя и авторитет – штука шаткая. Я пас. Единственное о чём действительно жалею – что не бросил её прямо там. Это было бы правильнее. Но я что‑то психанул.

Завибрировал телефон, я глянул – Сашка. Сбросил вызов. Пока возвращались, она звонила ещё, и я снова сбрасывал. Злился. Но она прислала СМС: «Срочно перезвони», и меня кольнуло тревогой. Отправив Кирея в дом, задержался в саду. В трубке сначала раздавались долгие гудки, потом тихий голос:

– Алло?

– Что за срочность?

– Владька. У него температура под сорок, я скорую вызывала, они укол жаропонижающий сделали и предложили госпитализацию, но я отказалась.

– Ты… Что?! Саш, какого чёрта ты творишь?!

– А потому что с непонятными симптомами, между прочим, только в инфекционку увозят! – тут же вскинулась она. – То ещё удовольствие, знаешь ли. Мне сейчас это вообще ни к чему, я и так…

– Можно подумать, вы лежали бы в общей палате! – Перебил я, но, выдохнув, взял себя в руки. – Как он сейчас?

– Лучше.

– Дай ему трубку.

– Не могу, он заснул.

– Ладно, позже наберу.

– Погоди! У нас деньги кончились.

Да кто бы сомневался! Но выяснять куда девалась почти сотня косых, перечисленных всего пару недель назад, сейчас было и не к месту, и не ко времени. К тому же, я и без разборок догадывался куда.

– Хорошо, кину на карту. И смотри мне, Саш, не дай бог из‑за твоих загонов Владьке станет хуже!

На этот раз заходил в дом не таясь. Маринка снова была в гостиной, на смежной с нею кухне, и варила кофе для дорогого гостёчка. Причём не в машине, а на огне, откопав откуда‑то скованную мною сто лет назад медную турку. На мои шаги даже не обернулась, зато, заслушиваясь возбуждённой болтовнёй братана, улыбалась ему и активно поддакивала.

– Марин, а где, вообще, Нина? – бесцеремонно врываясь в их идиллию, включил я долбанного полоумного Альфу. И ведь понимал, что дурак, но несло. – И почему ты вообще дома?

– У меня изменились планы, и я её отпустила. А что‑то не так?

Хотелось съязвить, что всё так, и я просто обалдел, в кои‑то веки увидев у плиты её саму, но сдержался. Однако, меня швыряло. То, как вела себя Маринка в присутствии Кирея, было похоже либо на откровенное издевательство надо мной, либо на неподдельную радость от встречи с ним. И ещё непонятнее, что злило меня сильнее.

– Даныч, давай сходим сегодня куда‑нибудь? – принимая чашку кофе, предложил Кирей. – Посидим втроём культурненько, живую музычку послушаем? Соскучился я по этому, не передать как! В Америке такого тоже валом, но атмосфера всё равно не та.

– Да без базара, только Маринка у меня в последнее время вообще никуда не ходит, сколько не пытаюсь её вытащить. Дом‑работа. Дом‑работа.

Не врал ни секунды. Действительно забыл уже, когда был на людях с нею вместе.