Проект «Хроно». Право выбора

Оставив Дубровина спать в управлении и проследив, чтобы старик разместился с возможном при тех обстоятельствах комфортом, Николай поехал домой. Жена, чувствуя последние дни его нервозность, с расспросами не лезла. Генерал был благодарен ей за это. За долгую совместную жизнь, они установили правило – дома о работе не говорят. Он принял душ и улегся в постель, где проигнорировал не особо настойчивые поползновения супруги к интиму. Отвернулся к стенке и сделал вид, что спит. Но мысли, которыми была забита голова, гнали сон прочь. За пару дней, случилось слишком много необычного. И за годы, да что там, за всю жизнь столько не было. По старой привычке он, закрыв глаза, пытался мысленно разложить все по полочкам, но чувствовал, что полочки эти слишком малы чтобы вместить последние новости. Но зато почувствовал, что засыпает и, наверное, даже уснул крепко, но в полудреме его накрыл дикий, свирепый кошмар, от которого он вскрикнул, разбудив жену, и сел в постели. Приснилось, что он приехал ночью на автозаправку, ту самую. А перед ним открылась дверь, почему‑то дверь его квартиры, красиво обитая перетянутым крест на крест, темно бардовым югославским кожзаменителем. На пороге стоял и тянул к генералу Кожевникову руки здоровый полуразложившийся негр с белыми, мутными глазами навыкате. И надо же, блядь, такому присниться!

Николай Иванович накинул халат и ушел на кухню. Там почти полтора часа усиленно наполнял стеклянную пепельницу окурками, стараясь очистить мозги от всех воспоминаний последних дней. Затем открыл дверку холодильника и достал с дверцы ледяную початую бутылку «Посольской». Налил грамм сто в чайную кружку и махнул залпом ледяную жидкость, которая разлилась в желудке теплом. Завтра, завтра будет день для всего этого, сейчас нужен отдых. Как и следовало предполагать, он дико не выспался.

Наутро болела голова, и в ванной из зеркала смотрел на генерала, коротко стриженный почти седой пожилой мужчина, да что уж там, – старик, с мешками под покрасневшими глазами на морщинистом лице. Жена суетилась на кухне, доносился запах настоящего молотого кофе, который привезли недавно друзья из Никарагуа. Слышалось шипение на сковороде яичницы. Жена ничего не спрашивала, знала, что все расспросы и разговоры ничего кроме раздражения у Николая не вызовут. Но все равно, не выдержала и когда он уже обувался в коридоре, завела разговор о пенсии, о том, что хватит уже, послужил мол… Кожевников, пока она говорил, кивал, ничего не отвечая, потом поцеловал ее в щеку дежурным, ничего не выражающим поцелуем и хлопнул дверью. Уже спускаясь по лестнице, подумал, что жена, возможно, и права на счет пенсии. К тому же заслуживает много лучшего чем, его молчаливая, ровная холодность последние годы. Он попытался вспомнить, когда у них был последний раз секс, полгода назад… нет, наверное, больше. Раньше он находил отдохновение с Леной. Со своим секретарем и другом, он еще чувствовал себя мужчиной, ценил ее искреннюю страсть к нему, но также не смог вспомнить, когда целовал ее податливые губы и ласкал крепкую еще, красивую грудь. Вот она старость, это когда некогда любимые женщины перестают вызывать учащение сердцебиения. Зато, каждый поход в туалет, стал схож с настоящим, затяжным боем.

Как всегда, ждавшая у подъезда «Волга», быстро довезла до здания управления, пройтись пешочком, как еще недавно, никакого желания не было. Вчера они с Дубровиным договорились, что на утреннем совещании он представит оперативному штабу полковника, как куратора из Москвы и они немного приоткроют карты на тему, кого все ищут. Невозможно было и дальше искать «того, не знаю кого», пора, хоть и запоздало, задать поискам конкретику. Это отчасти снимало груз, которым Кожевником мучился все последние дни, общаясь со своими заместителями и другими офицерами Управления. Выслушав в фойе доклад оперативного дежурного о том, что вверенное управление работает в усиленном режиме» и о некоторых незначительных мелочах, генерал дал команду собрать замов у него в кабинете через полчаса и стал подниматься по лестнице.

Уже подходя к кабинету, Николай Иванович услышал раскатистый смех Дубровина и голос своего секретаря. Его гость, а теперь и руководитель всей операции, по всей видимости, заночевав в казенном доме, с утра был бодр и весел в отличии он него самого. В приемной он столкнулся с выходящей из кабинета с подносом в руках Леной, раскрасневшейся, постанывающей и утирающей с глаз слезы. Неизвестно, что рассказывал ей старик, но развеселило ее это до слез, чего Кожевников, отродясь не помнил. Все это до того не соответствовало его дурному настроению, что он даже не поздоровался с женщиной, а что‑то невнятно буркнул, окинул ее крайне недобрым взглядом и прошел к себе.

Павел Петрович стоял к нему спиной и, смотря в открытое окно, звучно покряхтывая прихлебывал горячий чай из стакана с серебряным подстаканником, из его, Кожевникова стакана, нужно признать. Мельком глянув на смурное, одутловатое лицо генерал‑майора, не переставая пить обжигающий напиток, Дубровин обратился к нему:

– Что, Коля, плохо спал?! Вид у тебя такой, что от него молоко скиснет, ей, ей….

Николай не нашел, что сказать, только махнул рукой, что, по‑видимому, старый чекист понял, как подтверждение своих слов. Он сел на стул сбоку от стола и, ослабив узел галстука, нервно закачал ногой.

– А должен я тебе сказать, Николай, – начал Дубровин, наконец отвернувшись от окна, будто продолжая неоконченный разговор, – дурак ты полный!

– С чего бы? – ошеломленно спросил генерал, не понимая о чем речь.

– А с того, что не уделяешь должного внимания такой женщине! – старик кивнул в сторону двери в приемную, не понижая голос и не заботясь, слышно его там или нет, – ты уж поверь мне, старику, стоит она того, чтобы ты, мудозвон, приголубил ее.

– Ты уже знаешь – он понизил голос и из него исчезли нарочито игривые нотки, – я в людях понимаю, мне нескольких минут рядом с ней хватило, чтобы понять, что сохнет она по тебе. Не делай такие брови, и не морщись, я уже понял, что у вас с ней… Все нормально! Ты мужик и мужское здоровье, напрямую на все остальное влияет. Будешь ей ноги раздвигать почаще и глядишь спать лучше станешь, да и жене дома тоже перепадет. Я ж вижу… проблемы у тебя с этим. И давно?

– Да, наверное, с год уже… – неожиданно сам для себя выдавил тихо Кожевников, не спуская глаз с двери. Потом встрепенулся, встал и смущенно стал поправлять воротник, сам не веря своей откровенности.

– Ну… беде этой помочь не сложно, – Павел Петрович неторопливо обошел стол и, приблизившись к сидевшему генералу, как‑то нарочито спокойно и неторопливо протянул руку к его груди, а потом вдруг неожиданно и резко ткнул его кулаком в пах, под пряжку брючного ремня.

Кожевников от неожиданности сдавленно ойкнул и уже хотел крепко обматерить разыгравшегося не к месту старика. Но тут же прикрыл рот, прислушиваясь в странному ощущению горячего шара где‑то в низу живота, медленно сходившему на нет и оставляющему приятную теплоту.

Полковник тем временем, оказавшийся во главе стола, уже оставил в стороне опустевший стакан и совершенно серьезным голосом сказал:

– Ну, пошалили и за дело!

Вторя ему, зазвонил на столе сигнал селектора прямой связи. Генерал подхватил трубку, выслушал голос секретаря и произнес в ответ:

– Пусть заходят!