Проект «Хроно». Право выбора

Утро было чудесным. Жара спала, но начало августа радовало мягким теплом и свежестью, а взгляд притягивали наливающиеся на деревенских деревьях яблоки. Замелькали заборы и палисадники, где из крашеного штакетника, где посеревшие от времени, а где и по‑старому – плетни. Потряхивая на небольших ухабах деревенской улицы, мотоцикл проскочил клуб, потом заброшенную церковь с провалившимся куполом, из выщербленного красного кирпича, с когда‑то белеными стенами. Сейчас они представляли собой жалкое зрелище. Юрий проводил развалины взглядом, вспомнив, что рассказал вчера в бане милиционер. Дальше по улице, метров через пятьдесят, миновали добротное двухэтажное здание из белого силикатного кирпича, с широким крыльцом и какими‑то плакатами рядом на стойках. Перед этим казенным зданием маленькая площадь, с каким‑то несуразным белым памятником на высоком беленом постаменте того же цвета. Мужчина в пиджаке вытянул правую руку вперед, а левой держится за лацкан. Уже когда они скрылись за спиной, Кудашев вдруг узнал памятник. Дорогу к большевистскому светлому будущему, черневским колхозникам указывал рукой Ульянов‑Ленин. Бланк по матери, Юрий никогда раньше не видел таких памятников, только на старых советских фото и в хронике. Он, крепко держась за ручку спереди, обернулся, но клубы уличной пыли, поднятой мотоциклом, скрыли и памятник, и площадь. Деревня закончилась, и они выехали с проселка на плохо, но асфальтированную дорогу. Мотоцикл разогнался километров до шестидесяти. Встречный ветер свистел в ушах, глаза слезились и смотреть через плечо Сергея вперед, было просто невозможно. Оставалось только рассматривать поля, засеянные пшеницей и овсом, да поглядывать на сидящую в люльке Машу Лопатину, в белом мотоциклетном шлеме с очками‑консервами.

Километров через десять, они выехали на шоссе. Горохов сразу сбросил скорость и съехал на обочину. Обершарфюрер почувствовал, как тревожно екнуло сердце. На перекрестке поперек дороги, выехав передними колесами на проезжую часть, чем значительно ее сузил, стоял крашенный в защитный зеленый цвет незнакомый колесный бронетранспортер, задрав в небо крупнокалиберный пулемет на небольшой башенке. Возле него несколько солдат в форме цвета хаки, с зелеными погонами и с такого же цвета околышами фуражек с штурмовыми винтовками, на плече, показавшимися Кудашеву очень похожими на старые немецкие StG.44. Солдаты скучающе глазели по сторонам и явно обрадовались их появлению, как хоть какому‑то развлечению. Метрах в двадцати далее по дороге стоял так же поперек дороги большой трехосный грузовик с покрытым брезентом на высоких дугах, деревянным кузовом, тоже явно военный, выкрашенный в темно‑зеленый цвет, с такой же кабиной и выдающимся вперед на добрых полтора метра капотом. Грузовик так же частично перекрывал дорогу. И всякий едущий в ту или иную сторону должен был, сбросив скорость, медленно проезжать между броневиком и армейским грузовиком.

У грузовика, метрах в пяти от остановившегося мотоцикла, стояло трое мужчин, двое в такой же серо‑голубой форме и фуражках, как и милиционер Горохов, но в погонах унтер‑офицеров. А один, лет тридцати, в защитной форме, в кителе с отложным воротником, бриджах с сапогами и перетянутый портупеей с кобурой на поясе, в защитной фуражке с зеленым околышем и такими же погонами обер‑лейтенанта, как и у Горохова. Или как тут у них принято, старший лейтенант. К удивлению выходца из военной семьи, Кудашева, двое милиционеров, один из которых был грузный, в возрасте, в сдвинутой на затылок фуражке и с глазами на выкате, при виде офицера вовсе не отреагировали ожидаемым образом. То есть, не оправили форму и не подняли руку к козырьку фуражки, а тот, что постарше, просто лениво помахал Сергею рукой. Тот, что моложе, с простым, рябоватым русским лицом, воскликнул:

– Здорово, Серега! – и пошел навстречу спешившемуся черневскому участковому, фамильярно протягивая руку.

Обменявшись с Гороховым рукопожатием, этот городовой в звании старшего унтер‑офицера. Потом Юрий узнал, что в Советской России их называли постовыми. Мужчина приветливо улыбнулся снимающей шлем Маше и перебросился с ней парой слов. Кудашев понял из их разговора, что этот милиционер из соседней с Чернево деревни родом, учился в той же школе что и Лопатины с Гороховыми, только раньше и был с ними хорошо знаком. С Юрием общительный милиционер обменялся улыбками и тоже поздоровался за руку. Полный милиционер с погонами фельдфебеля то и дело вытирал замусоленным платком пот со лба. Выглядел неопрятно.

Сергей прошел к грузовику. Офицер, в котором сразу чувствовалась кадровая выправка, встретил участкового рукопожатием. Отдал честь. Горохов, чуть помедлив, так же взял под козырек, кивнул головой в сторону мотоцикла и пассажиров:

– Ребята вот на автобус опоздали, я их и прихватил до райцентра, как раз в отдел собирался заехать. Что‑то начальник вызывает…

Он повернулся уже было обратно, но толстый милиционер окликнул его:

– Горохов, ты там узнай в районе, долго еще торчать нам, на дороге? Уже неделю это усиление, а я с кумом как раз крышу на сарае перекрывать собирался, шиферу достал. А то дожди польют, так и погниет все. Погранцы, вот гутарют, их сменить обещали…

– Узнаю, Максим Петрович, обратно поеду, расскажу, – и Сергей с силой толкнул ногой рычаг стартера. Юрий увидел, что рука милиционера на руле мотоцикла дрожит, а может и показалось…

– Товарищи, ваш человек? Знаете его? – спросил офицер‑пограничник милиционеров, пристально глядя вслед удаляющемуся в сторону Шумячей мотоциклу?

– Да, брось ты, старлей, прям, как границу охраняешь! Самому‑то не надоело… Это Серега Горохов, участковый местный. – сказал толстяк и, покряхтывая, стал спускаться с обочины в придорожный куст расстегивая ширинку.

– А с ним кто был? – продолжал расспрашивать офицер второго милиционера.

– Да Черневские ребята. Машка Лопатина, она в Смоленске учится в медицинском, видная девка стала… Брат у нее погиб несколько лет назад, на флоте служил, была история, расскажу потом…

– А парень, тоже местный? – не унимался пограничник.

– Местный, местный, успокойся, кому тут еще быть. Я по парням‑то не специалист, – милиционер ехидно улыбнулся, – я по девкам привык… Да… Машка‑то хороша! Года два ее не видал, поди в Чернево фельдшерицей теперь, после институту пойдет! Ха, надо будет поболеть к ней приехать! Пусть полечит! Ха‑ха‑ха‑ха! – заразительно заржал рябой милиционер.

Шумячи, гордо называвшийся райцентром, был чем‑то средним между большой деревней и маленьким городом. Так и назывался – поселок городского типа. Когда‑то входивший в черту оседлости с больше половиной населения – евреями и принадлежавший раньше, в царские времена, к Могилевской губернии. Юрий почерпнул информацию эту, мельком пролистав какую‑то из книг в Черневской библиотеке, ничего больше примечательного не запомнил. Скорее это была все же большая деревня, а не маленький город. Они проехали через окраину, с промышленными строениями за покрытым въевшейся густой пылью бетонным забором. Как потом упомянула Маша, то был местный бетонный завод.

В центре на небольшой площади, окруженной кленами и кустами сирени, так же задрав руку в сторону светлого будущего, стоял памятник Ленину. Там же, напротив статуи, виднелось полускрытое зеленью панельное здание совдепа, наверно, построенного из продукции местного бетонного завода. В соседнем здании располагалась милиция, тут Сергей попутчиков своих и высадил.

– Ну… Хорошей поездки вам! Путешественники… – Горохов, странно серьезный, поцеловал девушку в щеку, потом крепко пожал руку Кудашеву и неожиданно, к удивлению Маши, обнял парня.

– Ты, Серенька, прям как навсегда прощаешься! – пошутила она, но милиционер, только махнул рукой и, не оборачиваясь, пошел к широкому крыльцу, на котором курили двое молодых мужчин в такой же как у него, серо‑голубой форме.