Проникновение

Я снова посмотрела в круг света. Девушка уже металась испуганной ланью, пытаясь пробиться сквозь ряд бронзовых тел. Но какой там! Снова толчок, и она упала на землю, в оранжевый отсвет костра. Я прижала к губам руку, сдерживая крик. Тела в шкурах многое закрывали, но, увы, не все. Да и шкуры уже исчезли, остались лишь жуткие черепа на головах.

– Соединение, – мягко повторил Сверр, посмотрев туда, где происходило жуткое, кошмарное действо. Девушка выгнулась и закричала, когда ее накрыло первое бронзовое тело. Матово блеснул черный обруч на шее. Тот самый голубоглазый блондин…

Юргас сжал парализатор, на загорелом лице военного выступили бордовые пятна.

– Вам страшно? – в голосе Сверра прозвучало удивление.

– Это ужасно… – Жан тяжело выдохнул.

– Почему? – не понял ильх. – Это ведь радостное событие в жизни любой женщины. Шатии ждет здесь каждая девушка. Разве в мире за Туманом нет шатии?

– Нет, – выдавила я. – Такого у нас нет.

Жертва у огня билась и выгибалась. Теперь она стояла на коленях, низко опустив к земле голову. На грязные волосы наступила нога ильха, не давая девушке подняться…

Смотреть на бронзовые тела с закрытыми лицами и готовые к… соединению было невыносимо.

– Тебя это пугает, Лив? – негромкий голос Севра заставил вновь посмотреть на него. И осознать, что у меня пылают щеки. И еще кружится голова. Словно я залпом выпила бокал сладкого шампанского. Но ведь это невозможно, даже если и были в кружках какие‑то особые травы, нейтрализатор должен блокировать их.

– Женщины твоего мира не проходят шатию? – ильх слишком близко. Он почти касается меня плечом, смотрит в глаза.

– Нет, – и мой голос звучит сипло. Я встряхнулась, пытаясь справиться с наваждением. – Зачем все это? Зачем… так?

– А как?

– Один на один… с тем, кого выбрала…

– Так и было, – кивнул Сверр. – В первый раз. Глирда выпила свой напиток и разделила первую боль со своим мужем несколько дней назад. Он станет ее защитником, будет добывать для нее мясо и дарить тепло. А с остальными Глирда разделит сегодня удовольствие и… дитя.

– Дитя? – господи, я так шокирована, что могу лишь повторять его слова.

– Конечно. – Золотые глаза мерцают. – Дитя. Ребенок – всегда желанный подарок для всех. Для каждого, кто плясал в кругу шатии.

Я поднесла к губам кружку, сделала глоток, начиная соображать.

– Общие дети. Никто не знает, кто отец, верно?

– Все, – мягко произнес Сверр.

Я качнула головой, глядя на травинку у своих ног. Смотреть туда, где двигались тела, где стонала девушка и где буйствовала животная чувственность, я просто не могла. Достаточно и того, что мои коллеги глазеют, как завороженные. Жан даже рот открыл.

Впрочем, мне стало понятнее. Если никто не знает, кто отец ребенка, дети становятся общей ценностью. Нет никакого соперничества – твой сын сильнее, а мой умнее, просто потому, что неизвестно, где чей сын.

– В шатии участвуют… все? – вспомнила я о своих обязанностях исследователя.

– Те, кто изъявит желание и победит в бою. Те, кто силен и здоров. Те, кто добывает пищу.

– Почему ты не участвуешь? – слова сорвались с губ неожиданно. Хотя мне действительно было интересно.

Сверр улыбнулся.

– Я не захотел.

– Девушка… она может отказаться? От шатии?

– Зачем? – не понял ильх. – Ей ведь хорошо. Для женщины больше удовольствия, а для будущего дитя – защиты.

Я посмотрела в круг света. Тела сместились, и мне стало видно лицо жертвы. Да. Ей было хорошо. Такое блаженство читалось в искаженном лице, в полуприкрытых глазах, в приоткрытых губах. Наслаждение, которое невозможно изобразить.

– Значит, ее попытки убежать были… ненастоящими?

– Настоящими, конечно. Женщин пугает шатия. Пугает и притягивает одновременно. Они всегда пытаются убежать. Вначале. До зова.

Я медленно поставила кружку на землю. Жан облизывал сухие губы, Клин нервно вздрагивал, всем телом поддавшись в сторону света. Музыка оплетала нас всех, пронзала серебряными и золотыми струнами, вырывала души. Чуткие пальцы ильха, сидящего в темноте, отсветы огня, стоны…

Невыносимо.

– Я, пожалуй, пойду. Спать. Я… устала. – Кажется, у меня сдали нервы. Юргас повернул голову, и я увидела такое выражение похоти в глазах военного, что стало дурно.

Никто не обратил внимания, когда я встала. Даже Макс, хотя он в круг света не смотрел и даже очки свои снял, без которых был близорук.

Развернувшись, я бросилась в темноту, чувствуя, как дрожит внутри эта проклятая струна. Серебро и золото, лед и огонь… томление, разливающееся внутри.

Пробежала вдоль темных шатров, стремясь добраться до своего, залезть в спальник, выпить таблетку успокоительного и уснуть. Выкинуть из головы искаженное мучительным наслаждением женское лицо, бронзовые обнаженные тела и золотые глаза…

Где‑то возле шатра меня поймали. Хотела вскрикнуть, но тяжелая рука закрыла рот.

– Не надо.

Сверр убрал ладонь. В свете звезд его лицо казалось темным… Одним движением ильх прижал меня к себе.

– Ты спросила, почему я отказался от шатии… – горячий шепот обжег висок. – Я не желал ту, что вошла в круг. Я желал тебя… Я позвал тебя.

– Что?

Сознание затуманилось. Я ничего не понимала. Я только чувствовала эту струну, что уже оплела мою душу. И дрожит, дрожит, вот‑вот порвется… Уничтожит иглами и острыми гранями…

И еще руки. Горячие, сильные. Те, что не дают упасть. Те, что трогают, ищут застежку на моем комбинезоне. Вталкивают в темноту шатра. Ближе к шкурам, что служат постелью…

– Убери это… – голос у ильха злой и обжигающий. И ласкающий. Словно пробуют кожу языки пламени – согревают, не жгут… Вначале. Сверр жадно огладил мое тело, очертил контур. – Убери. Я хочу твою кожу, а не это…

Не соображая, я дернула молнию, расстегивая ткань у горла. Потянула вниз. И сразу ильх прикоснулся к открывшемуся участку, тронул горячими пальцами. С его губ слетел тягучий выдох…

– Хорошо. Сними все.

Я стянула комбинезон с плеч, бестолково дернула застежку. От нервных движений «собачку» заело.