Проникновение
– С красным грифом, – спокойно завершила я. – Я знаю. И я очень благодарна вам за помощь…
Макс оборвал меня взмахом руки.
– Я сейчас не о твоем грифе «опасно», Лив. Я о том, что у тебя потрясающий ум. Ты великолепный ученый. И даже вчера… – он вдруг смутился и забормотал, отводя взгляд. – Я не осуждаю. Я… просто хочу сказать…
– Что вы не осуждаете? – мне ужасно осточертело ходить вокруг да около. – Что, Максимилиан?
– Ты и этот ильх…
– Я и ильх? – сжала кулаки.
– Да. И я понимаю, если… в конце концов, ты свободная женщина, а местный генофонд очень… впечатляющий…
– Вот как? – от злости хотелось затопать ногами и кого‑нибудь убить. Например, одного представителя впечатляющего генофонда. Того, что с золотыми глазами. Проредить популяцию, так сказать. – Это он вам сказал? Сверр?!
– Нет, – с неохотой произнес Максимилиан. По всему было видно, что разговор дается старику нелегко. Он даже покраснел. – Напротив. Когда Жан заикнулся, этот ильх так рявкнул, что спрашивать дальше никто не решился. Уж очень у ильха вид был… дикий. Но ты ведь понимаешь, ребята и сами умеют делать выводы. Ильх ушел за тобой и не вернулся…
– Прекрасно! То есть, все видели, что он пошел следом, но никто не удосужился проверить, все ли со мной в порядке? Никому не пришло в голову, что меня могут насиловать, убивать, жрать живьем? Нет?! Вы не осуждаете, значит? Вот как?! Если вам всем так интересно, то не было у меня с этим ильхом ни‑че‑го! Ясно?! Я приехала сюда работать!
– Оливия! – профессор тяжело поднялся на ноги. – Послушай меня. Я тебе верю. Да и потом… Надо отложить все эти дрязги. Я позвал тебя не за тем… Здесь что‑то нечисто. Я это не могу объяснить, но… чувствую. И с нами здесь что‑то происходит. Пробуждаются темные стороны, понимаешь? Нас всех!
Наверное, у меня был ошарашенный вид, потому что Максимилиан усмехнулся.
– Что, не ожидала таких слов от ученого? Нам надо уходить. Уходить и немедленно. У меня дурное предчувствие. Пусть это и не по‑научному. Я сегодня же сообщу Юргасу, что миссия сворачивается и мы возвращаемся.
– Но как же… исследования, фьорды, ильхи? Это же прорыв, профессор! Это же проникновение, которого мы все так ждали!
– Проникновение? – Максимилиан неожиданно рассмеялся. Зло, некрасиво, брызгая слюной. – Как бы мы все не пожалели об этом проникновении.
– Я не понимаю…
– Я тоже, Оливия. К сожалению. Но одно могу сказать точно… – он потянулся рукой к очкам, но остановился и сжал кулак. – Вы решите, что я сошел с ума. Но не все можно объяснить наукой. Не все… Идемте. Я собираюсь свернуть экспедицию.
И профессор двинулся туда, где горел огонь, звенела сталь и жарилось на углях мясо. Я пошла следом, раздумывая об этом странном разговоре.
Коллеги уже расселись на циновках, кажется, даже поза со сложенными ногами их больше не беспокоила. Я устроилась поодаль, не обращая внимания на косые взгляды. Сверр находился напротив, сквозь пламя я видела его жесткое лицо, прищуренные глаза. Он смотрел на меня, мягко улыбаясь. Томление вспыхнуло внутри огненным торнадо, и я ахнула. Прижала ладонь к животу, не понимая, что происходит. Какого демона?! Снова посмотрела на ильха. Он уже не улыбался. Между бровей залегла резкая складка, в золотых глазах разлилась злость. Беловолосый Ирвин, который подходил ко мне утром, положил ладонь на плечо Сверра, и тот что‑то резко приказал, стряхивая руку ильха. Блондин нахмурился и почему‑то тоже посмотрел на меня.
Этот обмен взглядами мне совсем не понравился. Да еще туман… он наползал с темных холмов, подбирался все ближе, размывая очертания деревьев, столбов, шатров… Казалось, фьорд замирает в ожидание бури. Еще чуть‑чуть, и она обрушится на нас вспышками молний и проливным, хлещущим дождем… Стемнело резко, но на этот раз я не видела звезд. И еще этой ночью стало значительно холоднее. Женщины племени бесшумно прошли рядом, раздавая шкуры, в которые все с благодарностью укутались.
Сверр поднялся, обошел огонь и сел возле меня. Я отвернулась.
– Как прошел твой день, Лив? – негромкий голос возле виска заставил меня сжать кулаки.
– Отодвинься, – негромко, но злобно сказала я. – В моем мире посторонние люди не сидят так близко.
– А разве мы посторонние? – он придвинулся еще ближе, коснулся горячим плечом. Я с шипением отодвинулась. А ильх, наклонив голову, лизнул мне щеку. При всех.
Мои пальцы сами собой легли на парализатор, руки рванули его из петелек. Где‑то на периферии зрения успела заметить вскочившего Юргаса и обеспокоенного профессора.
– Отодвинься. От меня. – Глядя прямо в злые мерцающие глаза, четко сказала я. Сверр смотрел не мигая и не двигаясь. И стало страшно. Нестерпимо, ужасающе страшно. И за этот миг пришло осознание, что профессор прав, надо убираться с фьордов. В этом месте действительно что‑то не так. А я просто клиническая идиотка, а не ученый, раз поверила в примитивность этого ильха. О нет. Слишком изощренный разум светился в его глазах с золотыми радужками. И он точно не был примитивным.
Над костром повисла тягучая тишина. Опасная.
А потом Сверр мотнул головой и рассмеялся.
– Мне сегодня уже показали эти серебристые трубочки, – насмешливо произнес он. – Они не похожи на оружие, но жалят… Не нужно доставать ее, Оливия Орвей. Я тебя понял.
Ильхи загомонили, женщины отмерли. Я же смотрела на Сверра. Нет, смеха в его глазах не было. Даже улыбки. Было предвкушение – темное и жаркое.
Я сглотнула и отвела взгляд, с досадой понимая, что совершила огромную ошибку. То, чего не должен делать ученый‑антрополог, находясь на территории аборигенов. То, чего не сделал бы человек без пометки «опасна» в личном деле. Я поставила себя над местными и над тем, кто обладал здесь непререкаемым авторитетом. Дала отпор, хотя должна была терпеть и улыбаться! Пусть ильхи и не поняли моих слов, но уловили смысл. И та самая несуществующая интуиция просто вопила, что мне этого не простят.
Вновь стало страшно.
Сверр легко поднялся и ушел, уже через минуту он расслабленно ел мясо и что‑то рассказывал Клину и Жану, которые взирали на него, как на бога. На меня ильх больше не смотрел. Я зябко зарылась холодными пальцами в мех шкуры. Ужин у аборигенов шел своим чередом, казалось, все забыли о том маленьком спектакле, что недавно произошел. Мне, как и всем, подали тарелку с мясом и питье, даже предложили еще шкур, чтобы согреться. После еды вновь зазвучала музыка, та самая, рвущая душу, и, не выдержав, я ушла в шатер. Сделала быструю запись с обзором дня, проверила парализатор, положила его рядом с собой и залезла в спальник. Сна не было. Внутри дрожали серебряные струны, зовя меня куда‑то. Настойчиво, болезненно. Так, что хотелось завыть, уткнувшись лицом в мех. Или вскочить и броситься наружу. Но я лишь кусала губы и оставалась на месте.
Глава 8
