Путешествие на край Земли

***

 

Пароход уже набрал скорость и разрезал своими бортами волны Дуврского пролива, когда мы, сделав заказ, устроились в удобных креслах чтобы отобедать. Салон поразил меня своей роскошью. Я и представить себе не мог, что на бельгийских почтовых пароходах может быть такая роскошь и великолепие. Обитые бархатом стены, красивые массивные столы, кресла с высокими спинками. Было даже некое подобие сцены и пианино.

Я решил показать Эдварду, что ни минуты не забываю о своих обязанностях в путешествии. Из кармана был извлечен блокнот и карандаш. Я быстро изобразил на листке этот роскошный салон и весьма схематично некоторых его посетителей, так же как мы, сидевших за столами.

– А как же твой альбом? Разве ты не рисуешь там?

Я покачал головой.

– Альбом остался в каюте. Мне бы не хотелось будить профессора своим приходом. Я сделаю необходимые наброски в блокноте, а потом попросту перерисую их в альбом.

– Странно, ведь у тебя блестящая память. Ты мог бы сделать рисунки в альбоме и так.

Я не возражал Эдварду, но заметил:

– Вероятно, это так, но лучше, чтобы все детали, которые мне показались интересными сразу, были перенесены на бумагу. Даже моя неплохая память может что‑то упустить. Месье Лемар не раз замечал, что я могу что‑то забыть, если меня неожиданно сбить с мысли. Правда, я все равно рано или поздно вспоминаю то, что забыл. Непременно вспоминаю, Эд.

Вскоре, нам принесли наш заказ. Бифштекс с картофелем и салат для меня, и солянку с креветками для Эдварда. Кроме этого, на нашем столе оказался бокал с кларетом и чашка чая. От десерта мы вежливо отказались.

– Нам желательно находиться в хорошей форме, Джозеф, – улыбаясь, сказал мне добрый кузен. – Никаких излишеств, во всяком случае, пока мы не будем уверены, что все тяготы экспедиции нам по силам.

Я оценил его мысль и даже хотел что‑то сказать одобрительное по этому поводу, но в это время в салоне появился тот самый нелепый толстяк, Джек Лоуренс. Он подчеркнуто насмешливо раскланялся с теми джентльменами и дамами, которые попались на его пути к пианино. Потом, сделав виртуозный пируэт перед самым музыкальным инструментом, неуклюже плюхнулся на него.

– Леди и джентльмены! Перед вами выступает Джек Лоуренс!

И он заиграл веселый марш.

Раздались аплодисменты. Публика благосклонно отозвалась на неожиданное выступление всеобщего любимца.

Джек Лоуренс тоже не остался в долгу. Подыгрывая себе на пианино, он стал распевать юмористические куплеты. В них он обличал снобов и толстосумов, скупердяев и прожигателей жизни.

Зрители за столами были очень довольны этим выступлением. Мы с Эдвардом, как и все с интересом наблюдали за Лоуренсом. Кузен, наклонившись ко мне, шепнул, что мистер Лоуренс наверняка был нанят бельгийской компанией почтовых пароходов.

– Неужели?

– Уверен в этом. И даже думаю, что его буффонада на пристани – это тоже заранее придуманный трюк, чтобы привлечь к себе внимание. А в бумажке, которой он размахивал, было написано, оказать содействие артисту, в случае опоздания. И подписано оно было руководством пароходной компании.

Такая проницательность Эдварда просто поразила меня. Все удивительным образом сходилось, но самое главное, насколько я был наивен и даже не догадывался, что стал, как и все остальные жертвой ловкого розыгрыша.

 

Наш английский толстосум, избегает грустных дум,

и его большой желудок, затмевает сам рассудок.

 

Это были странные строчки, которые мистер Лоуренс нараспев декламировал публике. И все равно все были довольны.

На всякий случай я сделал несколько эскизов этого потешного артиста, изобразив его в разных позах за пианино.

Быстро прошел час и Эдвард сказал мне, что нужно разбудить профессора, как он просил. Я вызвался это сделать и направился в нашу каюту. В салоне в это время было уже очень тесно, выступление артиста привлекло много новых зрителей и я подумал, что если догадка Эдварда верна, то пароходная компания поступила очень разумно.

На выходе я столкнулся с одним молодым человеком, который по неосторожности наступил мне на ногу. Вероятно, это произошло из‑за того, что он на мгновение отвлекся и посмотрел мимо куда‑то внутрь салона.

Пробормотав слова извинения, он вежливо пропустил меня, виновато улыбаясь. Невероятно, но он резко изменился в лице, когда хорошенько рассмотрел меня.

И что‑то крепко озадачило его.

Я пошел по палубе, раздумывая над тем, не видел ли я его раньше. Его лицо показалось мне очень знакомым. У меня, как известно, хорошая память и я словно фотографический аппарат, раз и навсегда фиксирую любой, сколько‑нибудь интересный объект, статический или динамический. Я определенно видел его раньше, но где?

Пока я думал про этого парня, перебирая в своей голове все знакомые лица, я оказался перед дверью в нашу каюту. Два поворота ключа и я уже был внутри и только для того, чтобы убедиться, что профессора здесь нет. Это насторожило меня. Куда он исчез?

Я запер каюту и пошел искать профессора. Мистер де Вольф, по моему предположению, выбрался наружу, чтобы подышать свежим воздухом. Стало быть, он мог стоять возле борта где‑нибудь совсем близко. Во всяком случае, человек математического ума, не стал бы идти лишнего, чтобы просто облокотиться на перила, любуясь синими волнами.

Странно, но я не обнаружил его там, где рассчитывал увидеть. По палубе гуляли пассажиры, было много детей, но профессора я не увидел. Вместо этого, на горизонте появился берег. Трудно было сказать, французский он был или уже бельгийский, но я понял, что наше путешествие скоро закончится. Пролив, который французы называют Па‑де‑Кале мы пересечем и сделаем это точно по расписанию.

Я вернулся в салон, чтобы сказать Эдварду, что профессор пропал, и с облегчением увидел де Вольфа за нашим столиком. Он уже пил кларет, с недовольным видом. Очевидно, он любил только свой джин «Хайманс».

– Кажется, вы разминулись, Джо, – сказал мне кузен, когда я сел на свое место.

Неожиданно отозвался сам де Вольф.

– Ничего страшного, джентльмены, – с расстановкой сказал он. – Я в состоянии позаботиться о себе сам и прийти пообедать в салон.