Путешествие на край Земли

Профессор отдыхал, устроившись на кровати, Эдвард пошел разыскивать бар, где намеревался провести вечер в моем обществе, а я, сидя в кресле в нашей каюте, вел записи в своем дневнике. Я решил, что одних рисунков и фотографий будет недостаточно, чтобы описать наше путешествие. Пусть Эдвард сделает это по возвращении из экспедиции, сам же я буду записывать все интересное, чтобы овладеть искусством пера в полной мере. Мне казалось, что работа в журнале будет только тогда успешной, когда я научусь рассказывать об увиденном при помощи чернил и бумажной тетради.

Я мысленно благословил себя на писательский труд и, пообещав самому себе ежедневно записывать в тетрадь свои наблюдения, стал заполнять страницы изящными завитушками. Почерк у меня был красивый, чем я очень гордился, но я справедливо считал, что главное в писательском труде красота самого слова. В школе я был на хорошем счету в этом плане. Во всяком случае, мои сочинения были среди первых.

Итак, я записал в свой дневник все то, что произошло с нами за этот день. Удивительно, но еще сегодня утром я и мои товарищи были в Англии, теперь мы только что отплыли из Бельгии, а вечером будем уже в Голландии. Мистер Фогг, известный герой книги господина Верна, вероятнее всего, позавидовал бы такой невероятной скорости современных средств передвижения.

Храп профессора немного мешал мне, но скоро я привык к нему и перестал обращать внимание на посторонние звуки. Меня даже забавляло, заносить в тетрадь свои наблюдения, при умеренной качке нашего судна, под разнообразные звуки из горла старого голландского профессора.

Когда я уже заканчивал свои труды, де Вольф внезапно проснулся и, осмотревшись, стал что‑то искать.

– Вы что‑то потеряли, господин профессор? – осмелился спросить я, как можно более спокойным тоном.

– Кажется, господин профессор потерял свою любимую трубку. И очень рассчитывает ее отыскать.

Я не успел предложить свои услуги сыщика, как он нашел ее и что‑то бурча под нос, вышел из каюты, захватив с собой табак и спички.

Я остался совсем один и меня охватило странное чувство одиночества и тревоги за свое будущее. Только сейчас я впервые всерьез подумал о том, куда еду и что меня ждет впереди. Эдвард был уверен, что наше путешествие пройдет удачно и мы преодолеем все трудности. Его убежденность в успешности путешествия основывалась без сомнения на предыдущем посещении России. Однако я понимал, что турне по Сибири, это нечто иное, чем поездка в Санкт‑Петербург несколько лет назад. Эдвард жил в отеле центральной части города и не подвергался опасности в далеком окруженном лесами крае. Здесь сравнение было неуместно. Как сложится наша экспедиция? Я думал об этом и утешал себя мыслью, что возможно опыт господина Смирнова, нашего нового участника, очень поможет нам.

За этими раздумьями я не заметил, как вернулся профессор, а вместе с ним и Эдвард. Мой кузен с любопытством осмотрел мои рисунки. Я не стал показывать ему свои записи, решив, что сохраню в тайне свою работу, пока мы не вернемся в Англию. Возможно, это будет приятной неожиданностью, которая поможет мне завоевать определенный авторитет в журнале. Я решил приберечь этот козырь, невольно копируя хитроумие Эдварда. Он неоднократно говорил мне, в качестве наставления, чтобы я не раскрывал все свои козыри раньше времени, обязательно придерживая что‑то напоследок. Я был свидетелем тому, как сам Эдвард до последней секунды терпеливо притворялся безвольным пьяницей возле собственного дома, когда мы подверглись нападению грабителей. Только его выдержка и неожиданный смелый ход, решили дело в нашу пользу. Вот как следует поступать мыслящему человеку!

– Не желаете пообедать, господин профессор? – поинтересовался Эдвард у голландца.

– Благодарю, пока нет надобности. Я займусь своими записями, хочу посмотреть кое‑то, чему уделил недостаточно времени раньше. Отдыхайте, не думайте обо мне. Возможно, в шесть часов, я буду уже основательно голоден.

Эдвард обернулся ко мне.

– А ты, Джо? Не желаешь ли пройти со мной в бар? Там есть чудные коктейли и отличные французские пирожные. Они пришлись бы тебе по вкусу.

Я хотел было напомнить, что Эдвард еще сегодня говорил о том, что участникам нашей экспедиции не помешало бы обойтись без излишеств, но подумал, что мой кузен ничего не говорит просто так. Вероятно, он хочет выманить меня из каюты и сказать что‑то без профессора. Я понял это по его интонации и выразил желание пойти с ним.

Едва мы вышли в коридор и сделали по нему десяток шагов, как нам навстречу вышел наш старый знакомый, тот, что следовал за нами с самого Лондона. Он шел беззаботно, совсем не глядя вперед и только когда приблизился к нам, наконец заметил нас. Я могу поклясться, что он вздрогнул от неожиданности и его лицо на мгновение стало каменным, как будто все его мысли и чувства внезапно застыли, как застывает вода, схваченная сильным морозом.

– Это он, Эдвард, – сказал я, и мы остановились напротив молодого человека, закрыв ему проход дальше.

Тот тоже остановился и его лицо ожило. Он пришел в себя и выразил удивление как гримасой, так и словами.

– В чем дело, джентльмены? Позвольте пройти.

Я сказал:

– Дело в том, что мы знакомы. Мы помогали мне перенести вещи из магазина на Фаррингдон‑стрит, а теперь я уже второй раз вижу вас на тех кораблях, которых мы плывем. Зачем вы преследуете нас?

Он удивился еще больше. Возникла небольшая пауза, во время которой, как мне показалось, он судорожно соображал, что бы такое ответить нам. Эта заминка длилась совсем недолго.

– Я преследую вас? Но зачем? И я не был в магазине на Фаррингдон‑стрит. Что бы я там покупал? А‑а‑а, кажется, я понимаю. Вы, вероятнее всего, видели моего брата Роджера. У меня есть брат‑близнец, по имени Роджер. Наверное, вы видели его в этом магазине. Он вечно болтается по Лондону в поисках приключений. Вы перепутали меня с ним, джентльмены. Я еду в Амстердам по делам нашей фирмы и никого не преследую. Позвольте пройти, мне нужно в мою каюту.

Эдвард еле заметно кивнул мне и я посторонился, чтобы пропустить этого малого. Он торопливо прошел по коридору и, открыв каюту через четыре двери от нашей, быстро исчез в ее недрах.

Через пять минут мы уже сидели за барной стойкой, и пили сладкий немецкий ликер маленькими рюмочками, закусывая его превосходными французскими пирожными.

– Как ты думаешь, он не соврал нам? – спросил я Эдварда после некоторого молчания.

– Думаю, он сказал неправду.

– Почему же?

– Если бы ты видел ранее не его, а его брата, как можно объяснить, что он так удивлялся вашей встрече, вздрагивал от неожиданности, менялся в лице? Если он не знает тебя и не следит за тобой или за нами, зачем всем своим видом показывать обратное? Он просто прошел бы мимо тебя на «Клементине» и сейчас, несколько минут назад, точно так же, без эмоций при виде нас, проследовал бы в свою каюту, как ни в чем не бывало.

– Верно. Я и подумать об этом не мог. Всегда поражался твоей проницательности.