Путешествие на край Земли
– Как ты думаешь, Эд, не появится ли здесь мистер Лоуренс, чтобы потешить публику?
– Уверен, что нет. Второй раз такой номер едва ли вызоветажиотаж. Ведь здесь на «Фрисландии» есть пассажиры с бельгийского парохода. Мы, твой знакомый любитель книжных магазинов, и, кажется, еще десяток‑другой путешествующих дам и джентльменов.
Часы показывали ровно три, когда раздались гудки к отплытию и пароход затрясло.
Мне почему‑то стало грустно. Возможно, причина была в том, что я впервые оказался на континенте и мое свидание с ним, закончилось так быстро. Я даже не успел осознать, что прибыл в другую страну, так непохожую на Англию и так спешно покидаю ее.
Эдвард заметил, что я немного помрачнел и словно угадал, о чем я думаю.
– Не грусти, старина, Бельгия хорошая страна, но впереди у нас еще немало интересного. Нас ждет Амстердам, а этот город никого не оставляет равнодушным. Профессор будет занят почти весь завтрашний день, так что мы сможем осмотреть некоторые достопримечательности голландской столицы, пока не сядем на пароход до Санкт‑Петербурга.
– Когда отходит наш корабль?
– Завтра в час дня.
***
Должен сказать, что мысль о нашем преследователе не выходила у меня из головы весь день.
«Фрисландия» покинула порт, быстро набрав ход. Я по достоинству оценил быстроходность современного голландского судна. Теперь мне было ясно, почему колесные пароходы уступают свое место винтовым. Скорость играла здесь решающую роль. Едва я успел опомнится, как берег, еще совсем близкий, превратился в узкую полоску суши где‑то на горизонте.
Профессор отдыхал, устроившись на кровати, Эдвард пошел разыскивать бар, где намеревался провести вечер в моем обществе, а я, сидя в кресле в нашей каюте, вел записи в своем дневнике. Я решил, что одних рисунков и фотографий будет недостаточно, чтобы описать наше путешествие. Пусть Эдвард сделает это по возвращении из экспедиции, сам же я буду записывать все интересное, чтобы овладеть искусством пера в полной мере. Мне казалось, что работа в журнале будет только тогда успешной, когда я научусь рассказывать об увиденном при помощи чернил и бумажной тетради.
Я мысленно благословил себя на писательский труд и, пообещав самому себе ежедневно записывать в тетрадь свои наблюдения, стал заполнять страницы изящными завитушками. Почерк у меня был красивый, чем я очень гордился, но я справедливо считал, что главное в писательском труде красота самого слова. В школе я был на хорошем счету в этом плане. Во всяком случае, мои сочинения были среди первых.
Итак, я записал в свой дневник все то, что произошло с нами за этот день. Удивительно, но еще сегодня утром я и мои товарищи были в Англии, теперь мы только что отплыли из Бельгии, а вечером будем уже в Голландии. Мистер Фогг, известный герой книги господина Верна, вероятнее всего, позавидовал бы такой невероятной скорости современных средств передвижения.
Храп профессора немного мешал мне, но скоро я привык к нему и перестал обращать внимание на посторонние звуки. Меня даже забавляло, заносить в тетрадь свои наблюдения, при умеренной качке нашего судна, под разнообразные звуки из горла старого голландского профессора.
Когда я уже заканчивал свои труды, де Вольф внезапно проснулся и, осмотревшись, стал что‑то искать.
– Вы что‑то потеряли, господин профессор? – осмелился спросить я, как можно более спокойным тоном.
– Кажется, господин профессор потерял свою любимую трубку. И очень рассчитывает ее отыскать.
Я не успел предложить свои услуги сыщика, как он нашел ее и что‑то бурча под нос, вышел из каюты, захватив с собой табак и спички.
Я остался совсем один и меня охватило странное чувство одиночества и тревоги за свое будущее. Только сейчас я впервые всерьез подумал о том, куда еду и что меня ждет впереди. Эдвард был уверен, что наше путешествие пройдет удачно и мы преодолеем все трудности. Его убежденность в успешности путешествия основывалась без сомнения на предыдущем посещении России. Однако я понимал, что турне по Сибири, это нечто иное, чем поездка в Санкт‑Петербург несколько лет назад. Эдвард жил в отеле центральной части города и не подвергался опасности в далеком окруженном лесами крае. Здесь сравнение было неуместно. Как сложится наша экспедиция? Я думал об этом и утешал себя мыслью, что возможно опыт господина Смирнова, нашего нового участника, очень поможет нам.
За этими раздумьями я не заметил, как вернулся профессор, а вместе с ним и Эдвард. Мой кузен с любопытством осмотрел мои рисунки. Я не стал показывать ему свои записи, решив, что сохраню в тайне свою работу, пока мы не вернемся в Англию. Возможно, это будет приятной неожиданностью, которая поможет мне завоевать определенный авторитет в журнале. Я решил приберечь этот козырь, невольно копируя хитроумие Эдварда. Он неоднократно говорил мне, в качестве наставления, чтобы я не раскрывал все свои козыри раньше времени, обязательно придерживая что‑то напоследок. Я был свидетелем тому, как сам Эдвард до последней секунды терпеливо притворялся безвольным пьяницей возле собственного дома, когда мы подверглись нападению грабителей. Только его выдержка и неожиданный смелый ход, решили дело в нашу пользу. Вот как следует поступать мыслящему человеку!
– Не желаете пообедать, господин профессор? – поинтересовался Эдвард у голландца.
– Благодарю, пока нет надобности. Я займусь своими записями, хочу посмотреть кое‑то, чему уделил недостаточно времени раньше. Отдыхайте, не думайте обо мне. Возможно, в шесть часов, я буду уже основательно голоден.
Эдвард обернулся ко мне.
– А ты, Джо? Не желаешь ли пройти со мной в бар? Там есть чудные коктейли и отличные французские пирожные. Они пришлись бы тебе по вкусу.
Я хотел было напомнить, что Эдвард еще сегодня говорил о том, что участникам нашей экспедиции не помешало бы обойтись без излишеств, но подумал, что мой кузен ничего не говорит просто так. Вероятно, он хочет выманить меня из каюты и сказать что‑то без профессора. Я понял это по его интонации и выразил желание пойти с ним.
Едва мы вышли в коридор и сделали по нему десяток шагов, как нам навстречу вышел наш старый знакомый, тот, что следовал за нами с самого Лондона. Он шел беззаботно, совсем не глядя вперед и только когда приблизился к нам, наконец заметил нас. Я могу поклясться, что он вздрогнул от неожиданности и его лицо на мгновение стало каменным, как будто все его мысли и чувства внезапно застыли, как застывает вода, схваченная сильным морозом.
– Это он, Эдвард, – сказал я, и мы остановились напротив молодого человека, закрыв ему проход дальше.