Пятая жена миллионера

Секунды две я стояла в опупении и смотрела на моё шмотьё, сложенное, как в бутике, а потом обернулась к женщине. Видимо, выражение моего лица насмешило её, но она не посмела открыто выразить эту эмоцию, потому что подавила улыбку и развела руками – мол, я тут ни при чём. Я наморщила лоб. Женщина пальцем показала себе на грудь. Там, прикреплённый к форменному белому переднику, висел бейдж. Я приблизилась – близорукая, как крот – и прочитала: «Варя, слабослышащая, я не смогу вам ответить».

– Хорошо, Варя, спасибо, – как можно чётче ответила я ей, и она снова кивнула, указав на дверь в немом вопросе. Я поняла её, сказала: – Да, вы можете идти.

Повариха всё же усмехнулась, думая, что я не слышу. А я пожала плечами, думая, что она меня не видит. Ладно, это не очень смешно, а с Андреем у меня будет очень серьёзный разговор. Очень! Но пока я оденусь и схожу на разведку. Надо же посмотреть, куда он меня привёз!

Натянув джинсы и тёплую кофточку, разыскав свои любимые кроссовки, я снова спустилась на первый этаж. Нога всё ещё беспокоила, если я забывала о вывихе и ставила её сикось‑накось, но я рассчитывала на следующей неделе выйти на работу. Поэтому надо пользоваться подвернувшейся возможностью и отдохнуть в этом дивном лесу на полную катушку. Выход на террасу оказался в холле рядом с телевизором. Я взялась за ручку двери, потянула на себя, но дверь своенравно скользнула вбок. Да что ж такое, даже двери тут не простые, а раздвижные!

Мир окрасился в запах хвои. Он был таким знакомым и таким новым, таким приглушённо‑доминантным, что все остальные запахи – близкой воды, прелых иголок и листвы, влажной земли, мокрого дерева – отступили на задний план. Ступив на террасу, я с наслаждением вдохнула полную грудь густого и чистого воздуха, улыбнулась самой себе и своей жизни. Боже, как хорошо!

Сбоку послышался цокот когтей – очень быстрый! Тяжёлое дыхание напугало. Я обернулась и успела заметить, как на меня несётся собака Баскервилей – огромный лохматый зверь с оскаленной пастью.

– А‑а‑а‑а!

Мой истошный вопль был, наверное, слышен даже на Курилах! Собака налетела на меня, сбила с ног, и я, упав на жопу, закрыла руками лицо, приготовившись к нападению. Разорвёт, на кусочки, на тряпочки!

Кто‑то ржал рядом – заливистым детским смехом, а кошмарный пёс дохнул жаркой пастью в лицо и принялся задорно вылизывать меня. Куда доставал! Особенно старательно он пытался вылизать уши. И уже напуганную меня это здорово оскорбило. Я мою уши, не надо их домывать!

– Фу, Филька, фу!

Чьи‑то руки дёрнули собаку раз, другой, пёс заскулил и оставил меня в покое. Я выглянула из‑за растопыренных пальцев и увидела симпатичного пацана в толстовке и измазанных землёй джинсах. На вид ему было лет десять, но он крепко держал собаку Баскервилей за ошейник. Ростом они были почти одинаковые, правда, пёс сидел, а мальчик стоял. Глянув на меня, он спросил, всё ещё икая от смеха:

– Испугались? Не бойтесь, он не кусается!

– Откуда ж мне знать, – пробормотала, поднимаясь. Отряхнулась, как смогла, и сердито спросила: – Это твоя собака?

– Не‑е‑е.

Он толкнул пса, и тот встал на ноги, отряхнулся всем телом и обиженно потрусил куда‑то в лес. Мальчик солидно сказал:

– Стёпка, – и протянул мне руку. Я пожала маленькую, крепкую и грязную ладошку, ответила:

– Полина.

– Добро пожаловать в сказку.

– В смысле?

– Ну, усадьба так называется. «Сказка».

– А‑а, я не знала.

– Так написано же над воротами, – он удивлённо посмотрел на меня яркими серыми глазами. Я смутилась:

– Мы вчера очень поздно приехали.

В разговоре наступила неловкая пауза, и я, памятуя о том, что у меня всегда отличные отношения с детьми, спросила:

– А ты почему не в школе?

– Так суббота ж, – Стёпка растянул рот в широкой улыбке. У него не хватало обоих верхних клыков, и улыбка получилась милой.

– А ты здесь с родителями?

– С папой.

– Не боишься один гулять?

– Я?! – изумился Стёпка, встав в позу. – Я никого не боюсь! Да и кого тут бояться? Посёлок охраняется, маньяков нет, а в парке здорово! У меня там такие тайные местечки есть – закачаешься!

– Так ты тут живёшь?

– Ага.

– Ну, пошли, покажешь мне тут всё.

– Чёйта я, – вдруг надулся мальчик. – Мне даже на кухню нельзя, водички попить, а тут вдруг «покажешь всё»!

– Почему нельзя? – насторожилась я. – Если твой папа сотрудник, значит, можно!

– Не, нельзя.

– Пошли, – я решительно направилась ко входной двери, остановилась и оглянулась на пацана, который всё так же топтался на террасе. – Пошли, говорю, что ещё за «нельзя» такие!

Стёпка, видимо, взвесил все за и против, потому что колебался ещё секунду, а потом вздёрнул курносый нос и последовал за мной с независимым видом. Я с точно таким же покерфейсом потопала прямо на кухню. Варя уже нарезала овощи и теперь помешивала их на сковородке на идеально гладкой и чистой поверхности плиты. Увидев меня, повариха улыбнулась, но тут же нахмурилась, потому что Стёпка показался из‑за моей спины. Даже погрозили кулаком и замахала на мальчика, мол, иди отсюда! Я возмутилась:

– Почему вы его прогоняете? Он со мной. Чего ты хочешь, Стёп? Сока или молока?

– Сока, – пискнул мальчик и добавил тише: – С пирожными.

Я твёрдо сказала Варе, стараясь чётко выговаривать слова:

– Будьте добры, дайте нам стакан сока и несколько пирожных.

Женщина поколебалась, но потом пожала плечами и выставила на стол пакет апельсинового сока из холодильника и тарелочку пирожных, которые остались от меня. Я махнула рукой:

– Устраивайся, Степан, и приятного аппетита!

– Спасибо, – ответил он и безо всякого стеснения залез на стул, схватил пирожное и сунул его целиком в рот. А я воспользовалась тем, что Варя отвернулась к плите, и спросила его тихо:

– Она тебя недолюбливает?