Пёс-призрак. Легенда Чёрной Долины
Клаус допил свой шерри и поставил пустой бокал на маленький низкий столик, стоящий возле камина, софы и кресла, на котором он как раз сидел, думая обо всём об этом, и в итоге всё же решил отложить книгу философских легенд, и просто взял в руки своего любимого Шекспира.
– Нет, я всё‑таки не монах, – сказал он в итоге несколько иронично, вспоминая эту старую легенду. – Мне больше по душе Шекспир. Возможно, «Сон в летнюю ночь» мне всё же поможет в эту летнюю ночь.
С этими словами, держа книгу в руках, он встал с кресла, стоящего у догорающего камина, и перед тем, как уйти спать, погасил свет.
– Если, конечно, погода перестанет быть столь не по летнему необыкновенно прохладной в ночную пору, – добавил он в итоге, уже выходя из библиотеки.
И маленький светлый абажур тихо погрузился в комфортный мрак, чуть озарённый мягким блеском огня камина…
Клаус как раз вышел в коридор, когда понял, что оставил стеклянную дверь библиотеки открытой. И ему пришлось отложить книгу, которую он перед этим взял с собой, на тумбочку в прихожей, и вернуться назад, чтобы проверить так ли это.
Он вернулся в уже тёмную библиотеку и направился к стеклянной двери, которая действительно оказалась открытой.
Из сада пахнуло мягкой вечерней свежестью.
И какого же было его удивление, когда уже подходя к двери, он вдруг увидел, что в этот момент к чуть приоткрытой в прохладный сумеречный сад двери подошёл какой‑то незнакомец.
Сначала Клаус чуть отшатнулся от неожиданности. Уже вечерело, и было очень трудно понять кто вдруг возник перед ним прямо из густых сумерек на фоне таинственных вечерних огней.
Однако внезапное напряжение сменилось успокоением, когда пожилой седоволосый незнакомец в длинном тёмном кардигане, надетом поверх простых тёмных брюк, жилетки и светлой рубашки, вдруг приветственно поднял руку и улыбнулся.
– Привет, я доктор Максимилиан Шварц, ваш самый ближний сосед с окраины Старого Города, – представился незнакомец и протянул ему руку для рукопожатия…
Они сидели вдвоём на кухне за круглым столом. Клаус заварил зелёный чай и поставил на стол какие‑то сладости.
– Благодарю, господин Маш, – сказал тогда доктор Максимилиан, присаживаясь неподалёку от него за стол, поближе к двери, приоткрытой в пышащий прохладной свежестью сад. – Люблю сладкое. Покойница жена тоже любила, мир её праху.
Они обосновались за столом, пили чай из большого фарфорового чайника с розовыми и серебряными розами и смотрели на звёзды за вечереющим окном.
– Вы знаете, я астроном, молодой человек. Люблю смотреть на звёзды. И хоть я уже давно на пенсии, я всё также наблюдаю за звёздным небом по ночам.
– Это красивое зрелище, – согласился Клаус. – Я тоже когда‑то хотел стать астрономом.
– Правда? Как интересно! Вы полны сюрпризов. Я рад, что мы соседи… Ну… почти, наверно. Я просто ближе всего по дороге к вашему дому, метров 500 или 700, – было видно, что Максимилиан Шварц внезапно оживился, и в умных светлых глазах его заблестел новый интерес.
– Я тоже рад, – вежливо ответил Клаус. – Я увлекался астрономией в дни студенчества. Более того, это было моей настоящей страстью. Даже звезду хотел открыть.
– Но вы писатель. Как это потрясающе! Ведь любой писатель – это настоящий исследователь тайн и загадок психологии, это мыслитель, который находится в постоянном поиске истины и себя. А это безграничное поле для труда и поиска в жизни. И не понимать это может только настоящий болван и невежда… Кстати, отличное шоколадное печенье и кекс тоже – ничего. Вы меня балуете.
Максимилиан с удовольствием взял уже второй кусок лимонного кекса.
– Всё нормально, – ответил Клаус. – Я тоже люблю сладкое.
– А знаете, что говорят про сладкоежек, господин Маш? В психологии есть интересная версия по этому поводу. Считается, что люди, которые ненавидят сладкое – очень скупы и довольно холодноваты по натуре, им не свойствена широта мышления и гибкость натуры, и они слишком часто ограничивают запретами как себя, так и тех, кто находится рядом с ними. Тогда как любители сладкого – это простые мечтатели и романтики, они всегда находятся в поиске истинной любви и волшебства в своей жизни.
– Тогда я понимаю почему меня часто ругали в юности за любовь к шоколаду, – вдруг усмехнулся Клаус, наливая себе очередную чашку чая. – Мои учителя были слишком строгими, да и жизнь у них, так скажем, была весьма безрадостная. Какая уж там ещё романтика?
– Значит так и есть, – подтвердил Шварц и одобрительно потрепал его по руке, а затем снова взглянул в окно. – Звёздная ночь! Вы только посмотрите, господин Маш!.. Можем потушить свет? Ну это, чтобы лучше было видно…
