Расплата
Мальчики тихонько улеглись, накинув на себя ворох тряпок и старой негодной одежды, что служила одеялом. Коротышка довольно хмыкнул и погасил фонарь. Было слышно, как он устраивается на своем тюфяке, натянув старое одеяло до самого носа.
– Эй, спишь? Тебя, кажется, зовут Жак? Слушай, – зашептал Клод новому приятелю прямо в ухо. – Будь настороже, Коротышка поставлен следить за нами, он все доносит хозяину. Если представится случай спокойно поболтать, расскажу тебе много интересного.
– Кто из вас двоих паршивых крысят никак не угомонится? – проворчал Гуго.
Клод нарочито громко засопел, и в комнатенке повисла сонная тишина. Жак долго лежал с открытыми глазами. Тоска сжимала сердце мальчика. Ну и дурак же он, отчего не поторопился сбежать днем раньше, к приезду Метью они с Бертой были бы уже далеко. Ладно, чего уж теперь, «нечего ругать кошку, когда сыр съеден»[1]. Сегодня он слишком измучен и растерян, чтобы решать, как быть дальше. Пока остается присмотреться и проследить, чтобы Берте ничего не угрожало. Жак закрыл глаза и прочел короткую молитву, что когда – то произносила мать.
С самого рассвета зарядил мелкий дождь, стены комнатенки, где спали мальчики, вмиг отсырели, и запах старой кирпичной кладки назойливо окутал все вокруг. Под оконцем натекла лужа, и тонкие ручейки грязной воды грозили подобраться к соломенным тюфякам. Насупленный и хмурый Коротышка грубо пихнул Клода.
– Вставай, Кролик, колокол церкви Сен – Лорен уже звонил, горожане отправились к утренней мессе.
– Ты ходишь к мессе? – удивленно спросил Жак, протирая сонные глаза.
Коротышка и Клод громко расхохотались.
– Ох, деревенщина, ну ты и мастер смешить людей, – вытирая глаза, пробормотал Гуго. – Ничего, надеюсь, господин Перрен скоро найдет тебе занятие, и ты перестанешь молоть всякую чушь.
– А что, Коротышка, может, Жак прогуляется со мной? Чего ему торчать в нашей конуре и киснуть со скуки?
– Хм, насчет этого щенка хозяин еще не распорядился, ну ладно, все равно сейчас слишком рано, он, пожалуй, и сам еще не проснулся. К полудню ждите меня у трактира папаши Вальмона. Если опоздаете хотя бы на минуту, не доживете до вечера.
Глаза Жака потемнели от злости, но Клод тайком сжал его и руку и кивнул.
– Конечно, конечно, мы непременно будем ждать тебя у трактира ровно в полдень.
Ну и красота – оказаться в мрачный дождливый день на улице квартала бедняков. Казалось, унылые потрепанные дома согнулись от горя и заливаются слезами. По грязной узкой улице текут ручьи нечистот. Словно город скинул все свои грехи в это убогое место, как в сточную канаву. Жак сморщил нос, уж больно отвратительный запах царил повсюду.
Клод сочувственно посмотрел на нового товарища.
– Да, парень, пожалуй, в деревне так не воняет, но через недельку – другую ты вовсе не станешь замечать запах. Уж можешь поверить.
Жак пожал плечами и нахмурился, ему все больше хотелось покинуть мрачное место, но не пускаться же в бега одному и оставить маленькую Берту в руках этих гнусных людей. Ну и простофилей он оказался!
Ускорив шаг, приятели выбрались, наконец, к городской церкви. Жак с восторгом уставился на прекрасное здание. Экая красота! Кажется, такую постройку невозможно создать обычному человеку.
– Эй, очнись, успеешь еще поглазеть на шпили и башни. – Проворчал Клод. – Не стоит мозолить глаза прихожанам раньше времени. Встань вот тут возле ограды и жди меня. Сейчас я займусь работой, и если повезет, угостимся горячим. Смотри только, не вздумай подходить ко мне раньше, чем подам знак, иначе провалишь все дело и вместо завтрака получим пинки и оплеухи.
– Хорошо.
– Смотри же, ты обещал. Что бы ни случилось, не высовывай нос.
Жак молча кивнул и отступил в тень раскидистого дуба возле ограды. Вскоре прихожане, тихо переговариваясь, начали покидать храм Святого Лорана. И тут, к удивлению и ужасу Жака, к ним, согнувшись на один бок и надрывно кашляя, заковылял Клод. Лицо его выражало такую муку, что смотреть без жалости было невозможно. Глаза его казались покрасневшими, светлые ресницы действительно придавали сходство с белым кроликом. Бледное острое личико кривилось, он вздрагивал всем телом и заунывно тянул:
– Добрые господа, подайте несчастному калеке. Мать лежит при смерти, и дома еще три голодных рта. Если я не соберу хотя бы десяти су, отец прибьет меня.
После каждой фразы, Клод начинал надрывно кашлять, словно готов душу выплюнуть.
– Ох, вот несчастный!
Взгляните только, бедняжка еле держится на ногах. Какая жестокость бить ребенка и отправлять его просить милостыню.
Его отец наверняка проклятый пьянчуга, что вовсе не заботится об умирающей жене и несчастных малютках. Надо бы повесить негодяя на рыночной площади в назидание другим.
В грязную ладонь Клода посыпались медяки. Горожане и горожанки поохали, покачали головами и повздыхали над несчастным ребенком. И после разошлись по своим делам. Они не оставили просящего без подаяния, как велел Господь, совесть их чиста. А дальше… В конце концов, у каждого есть свои невзгоды, не упиваться же весь день чужими.
Как только поток прихожан иссяк, и горожане скрывались из глаз в улицах и переулках, Клод огляделся и шмыгнул к старому дубу, где ждал новый товарищ.
– Это и есть твоя работа? – Нахмурившись, спросил Жак.
Ха, а ты вообразил, что я служу в храме послушником? Нечего строить из себя благородного сеньора, парень. У Гастона Каторжника много славных должностей, по мне лучше просить деньги, чем воровать их.
– Да уж, завидное дело. Получить деньги можно и честным трудом.
– Ах, Святой Франциск! Коротышка прав, ты действительно простофиля! Ни один человек, что работает на Перрена, в жизни не заработал честно даже медного су.
Жак покраснел, машинально потрогал шнурок на своей шее.
– Прости… Я… Я, должно быть, действительно глуп. – Смущенно шепнул он. – Если поклянешься всеми святыми молчать, я кое – что тебе скажу.
– Клянусь Святой Урсулой, Святым Франциском и Святой Катариной! – Торопливо осенив себя крестом, воскликнул Клод, с любопытством уставившись на товарища.
– Вот, гляди, – Жак развязал тесемки своей блузы и показал тряпичный узел, висевший на шнуре. – Я стащил деньги мамаши Трюшон перед тем, как нас забрал Метью.
– Ого! – Клод звонко хлопнул себя по тощим коленкам. – Да ты парень не промах! Обчистить саму старуху Трюшон! Ну и поделом ей! Экая досада, что я не додумался пошарить в ее доме. Так ты настоящий богач, сколько там?
– Около ста экю серебром.
– Пресвятая Дева! Ты мог бы зажить припеваючи, если бы не попал сюда.
[1] Французская поговорка
