Рождественский магазинчик Флоры

– Я, честно говоря, не знаю, Джона. Что еще есть для меня?

Розничная торговля – не мой конек, если только она не связана с Рождеством, а другого такого магазина, как этот, близко от моего дома нет. Я не могу передохнуть, и единственный общий знаменатель, который я вижу, – это… я.

По громкоговорителю я слышу свое имя.

– Флора Вествуд, охрана идет, чтобы вывести вас из магазина.

– Она снова наблюдает за нами по этим чертовым камерам, – бормочет Джона себе под нос и притворяется, что занят.

– Я лучше пойду. – Я достаю вещи из своего шкафчика и складываю их в сумку. В основном леденцы, если честно. Кому не нравится простое мятное сладкое лакомство, которое уже одним своим видом напоминает о Рождестве?

– Оставайся на связи, Флора, ты была одной из самых крутых.

– Суперкруто, это я.

– Не разрушай это.

Каким‑то образом мне удается наполовину рассмеяться.

– Тебе лучше выйти туда.

Джона быстро чмокает меня в щеку, прежде чем направиться обратно в толпу.

Я закрываю свой шкафчик и возвращаюсь на этаж за курткой и шарфом, где охранник Саймон находит меня и выводит, как какого‑то преступника.

– Прости, – шепчет он себе под нос. – Я должен сделать так, чтобы все выглядело по‑настоящему – она смотрит.

– Все в порядке. Я понимаю.

– Удачи, Флора, – говорит он и сажает меня на бордюр.

На улице пульсирующие рождественские огни отражаются на моем лице, и до меня доходит масштабность этого кризиса. Я ушла и потеряла свою долгожданную работу прямо перед сезоном подарков! И как же мне выжить? Пироги с фаршем недешевы, не так ли?

У меня нет сбережений, на которые можно было бы опереться, и никто не стучится в мою дверь с предложениями о работе. Но если быть реалистом, Магда всегда собиралась меня уволить; это был бы только вопрос времени. Джона – единственный сотрудник, который проработал дольше шести месяцев, и это потому, что у него есть что‑то на Магду – или, по крайней мере, он на это намекает.

И все же это такой удар. Впервые за все время, сколько я себя помню, мне действительно нравилось ходить на работу. Мысль о том, что завтра я внезапно окажусь бесцельной, вызывает новый приступ слез, поэтому я спешу обратно к Лив, чтобы спрятаться подальше.

На ум приходит старая поговорка моей бабушки: «Плохие вещи приходят по трое». Я стала безнадежно одинокой, скоро стану бездомной, а теперь и безработной – и все это в течение нескольких дней! Что я делаю не так, чтобы катастрофа вот так накрывала меня? Только как поздно я зацвету?..

 

Глава 5

 

На меня часто оглядываются, когда я мчусь по улицам Лондона в костюме северного оленя, с моим покрытым пятнами лицом и покрасневшими глазами. Я сглатываю оставшиеся слезы и подбадриваю себя: Ты потрясающая, Флора, и не позволяй никому говорить тебе обратное!

Но если бы я была такой потрясающей, продолжали бы меня и дальше увольнять? Буду ли я по‑прежнему «занимать» свободную комнату своей лучшей подруги? Все еще решительно одинока? В зрелом возрасте двадцати девяти лет, когда большинство моих друзей женаты и рожают детей, как будто они одни отвечают за заселение планеты, я все еще нахожусь в стадии «Интересно‑кем‑я‑стану‑когда‑вырасту».

Если я не буду осторожна, я вернусь жить к своим родителям и буду вынуждена выслушивать много, много их дружных обвинений и бесцеремонных комментариев типа: почему ты не можешь быть больше похожа на своих братьев и сестер? Почему я не могу быть точной копией моей старшей сестры Мелоди, с ее очаровательными херувимчиками, с их безупречными манерами, с их любовью к живому театру, хотя они едва доходят мне до колен?

Или, скорее, как мой младший брат, крутой адвокат Тедди, который женат на Камилле, кураторе художественной галереи, которая говорит на английском языке королевы, хотя на самом деле она из Ливерпуля. Я аномалия в семье, та, кто просто не может наладить свою жизнь, и, честно говоря, если наладить жизнь – значит быть как Мелоди и Тедди, то я не хочу в этом участвовать. Для меня их жизнь настолько ограничена, настолько заранее спланирована и размеренна, что я бы наскучила себе до слез. Дай мне яркий свет, приключения, возможности того, что должно произойти…

Вернувшись в квартиру, я с облегчением вижу велосипед Ливви, прикованный цепью к парадным воротам. Должно быть, она вернулась домой к раннему обеду.

– Ливви! – зову я и бросаю свою сумочку на диван, за ней следует мое тело. Где она? – ЛИВВИ! Чрезвычайная ситуация! Принеси имбирное печенье, быстро!

Раздается какой‑то шорох и негромкое бормотание. О боже, она не одна. Вот в чем проблема, когда живешь в квартире своего лучшего друга. Она чертовски крошечная, а стены тонкие, как бумага. Небольшая проблема, когда у нее внезапно возникают романтические отношения, а ты становишься третьим лишним.

Появляется растрепанная голова Ливви, ее волосы напоминают птичье гнездо, ее обычно тщательно нанесенный макияж размазан.

– Ух ты, ты выглядишь…

– Я не знала, что ты вернешься так рано.

Она бросает взгляд через плечо, и вскоре появляется еще одна голова. Ее новый бойфренд Ларри, или Гарри, или Харри. Я никогда не могу вспомнить. Между нами говоря, мне этот парень не нравится, но Ливви думает, что он – высший сорт. У меня сложилось отчетливое впечатление, что он как губка. Вытягивает из нее все, что может. Он из тех, кто «не работает, но хочет быть певцом». По‑моему, ему нужна чертовски хорошая ванна и тщательный уход. Позвонили из Сиэтла, и они хотят вернуть свою гранджевую атмосферу с грязными джинсами и дырявыми футболками.

– О, привет, Ларри.

– Это Гарри.

– Верно. Сегодня нет работы? – Я спрашиваю его.

– Я не разделяю вашу версию буржуазного общества. – Он бросает на меня снисходительный взгляд.

– Нет, вы подписываетесь только на Spotify, за который платит Ливви. Я права?

Ух, этот парень такой претенциозный шарлатан. Она заслуживает гораздо лучшего, но ослеплена внутри своего маленького любовного пузыря. Он берет ее прокатиться, тут двух мнений быть не может.

– Флора… – начинает Ливви, и я понимаю, что меня ждет очередная лекция.

– Я ухожу, – говорит Гарри.

Я опускаю нижнюю губу, как будто меня это опечалило, но Ливви ловит меня, и я ухмыляюсь. Я ничего не могу с собой поделать – он пробуждает во мне все самое худшее.