Рябиновая невеста
Но когда до избушки осталось не больше, чем полкварда, Олинн почувствовала, как к горлу внезапно подкатывает тошнота. Ноздри ощутили металлический запах крови, и в ушах зашумело. Только это был не совсем обычный шум, а будто откуда‑то издалека донёсся сухой треск идущего по долине пожара. Красное зарево закружилось перед глазами в тошнотворной круговерти: деревья, вспыхивающие, словно свечки, звери, бегущие прочь, и сухая трава, с шипением превращающаяся в чёрный пепел.
Олинн ухватилась обеими руками за луку седла, чтобы не упасть, зажмурилась, что есть сил, и с жадностью втянула ноздрями воздух.
– Стойте! – вскинула вверх руку и добавила, указывая вперёд: – Там… что‑то есть…
Эти слова она почти прошептала, так свело горло спазмом.
Хирдманы вмиг насторожились, вскинулись, готовясь к бою, доставая мечи и топоры, и ярл Римонд махнул рукой Улриху Змееголовому – своему разведчику.
Тот спрыгнул с лошади и юркнул в кусты, точно болотный уж, не зря же его назвали Змееголовым. Он умел подкрасться к любой цели незаметно, как зелёная болотная гадюка, и замереть, изучая противника. Несколько мгновений все стояли в напряжённой тишине, а Олинн смотрела на берёзу, что росла у тропинки перед поворотом к избушке Тильды. Старая кривая берёза ещё вчера была зелёной, а сегодня на ней, словно седая прядь в волосах старухи, появилась одинокая ветка жёлтых листьев, свисавшая до самой воды.
И пока они стояли в ожидании знака от разведчика, Олинн заворожённо смотрела, как оторвался от этой ветки жёлтый лист, медленно закружился, словно прощаясь с материнским деревом, опустился на тёмную воду и поплыл, подхваченный течением.
Великая Эль послала ей знак.
И тут же Улрих появился на тропе, махнул рукой, что можно проезжать, и только лошадь Олинн поймал за поводья и остановил.
– Жди здесь. Тебе туда не надо.
Олинн сглотнула с трудом, будто горло совсем высохло, и спросила тихо:
– Кто? Тильда или Торвальд?
– Вёльва, – ответил Улрих. – Какой‑то зверь напал.
Берёза… Знак… Она могла бы и сама догадаться.
В замок возвращались спешно. Ярл Римонд погонял коня, мало заботясь о том, что у них под ногами, того и гляди шею свернут. Остальные хирдманы тоже не отставали, и на их лицах застыло одно и то же хмурое выражение. Все посчитали гибель вёльвы дурным знаком для Олруда, да и для всего Севера.
Но их тревоги мало трогали Олинн, всё внутри у неё будто застыло от ужаса и горя. В крепость она въехала одной из последних. Оставила лошадь конюшему и пошла пешком к реке. Спустилась к самой воде, туда, где в расщелине среди скал примостилось несколько кривых берёз, и опустилась рядом с одной из них. Долго сидела, держась ладонями за белый ствол и глядя, как тёмные воды Эшмола текут мимо.
Берёза заберёт с собой печаль. Отдаст её корням, а корни уходят глубоко между камнями и тянутся к воде. А вода уносит всё.
Она сидела долго и думала, что жизнь её уже никогда не станет прежней, и ей будет очень не хватать мудрых советов Тильды. Война всё ближе, и никто не знает, что случится завтра.
Хотелось плакать…
Но Олинн просто брала сухие берёзовые листья и бросала их в воду, глядя на то, как подхватывает их стремительное течение и уносит в неизвестность. Вот и она такой же берёзовый листок, упавший в стремительные воды Эшмола. А что будет дальше, когда война дойдёт до стен крепости? И почему‑то подумала, а может, Игвар прав? Может, пока не поздно, пока война не дошла до стен Олруда, ей тоже стоит бежать? Вот только куда?
Сейчас она поняла, что Тильда была единственным по‑настоящему родным для неё человеком, и, не в силах больше сдерживаться, обняла берёзу и заплакала.
А потом, когда слёзы высохли, ещё долго сидела, обхватив руки коленями, и лишь когда почувствовала, как по спине пополз холодок, поняла, что уже поздно, и это, верно, мачеха честит её за долгое отсутствие.
Ну и пусть хоть лопнет от злости! Неизвестно, сколько эйлин Гутхильде ещё осталось пробыть хозяйкой этого замка. Скоро придут южане, и что тут вообще будет? А у неё есть право побыть этот день в одиночестве.
Она вытерла слёзы, наблюдая, как солнце опускается за тёмную кромку ольховых зарослей на той стороне реки, и начинают сгущаться сумерки, и подумала, что вместе с темнотой могут прийти и те самые звери. Те, которые стали виновниками гибели Тильды. Ведь вёльву ни один лесной зверь не тронул бы. Если это, конечно, обычный зверь, а не чудище из тёмной пасти Нидльхейма.
Проклятые южане! Всё из‑за них! Всё это их порождение!
В этот момент Олинн вспомнила слова Игвара о том, что этих гончих послали за кем‑то. Неужто за Тильдой? Но кому вообще могла понадобиться старая вёльва, одиноко живущая в лесу? Что она им сделала? Да и кто их послал за ней?
Колдуны короля, конечно же! Кто же ещё!
Она подняла камешек и со злостью зашвырнула его в реку. Была бы её воля, она бы утопила в болотах всё войско южан!
Швырнула ещё один камень в реку и вдруг снова что‑то почувствовала спиной. Но в этот раз не холодок, наоборот, будто тепло от огня лизнуло между лопаток, и поняла − сзади кто‑то есть. Кто‑то стоит и смотрит.
Она вскочила рывком и обернулась, хватаясь за рукоять кинжала. Но в тот же миг нога соскользнула с камня и поехала вниз по его скользкому мшистому боку. Олинн взмахнула руками, пытаясь удержаться и хватаясь пальцами за тонкие берёзовые веточки.
В одно мгновенье она представила, как падает на камни, бьётся о них головой и катится вниз по крутому склону. А потом летит прямиком в тёмные воды Эшмола, где непременно захлебнётся. Звуки вмиг исчезли, будто она оглохла, остался только шум реки и пустота вокруг. Олинн даже сделать ничего не успела − берёзовые веточки оторвались, не удержав её веса…
Она не разглядела, кто стоял позади, лишь краем глаза увидела мелькнувшую тень. Кто‑то большой и тёмный метнулся от камня, и прежде, чем она вообще поняла, что происходит, её руку поймала чья‑то крепкая рука. А потом и другая подхватила за талию, и дальше они уже падали вместе.
Самого падения Олинн не запомнила. И даже понять не смогла, как же так, почему они не ударились о камни или не разбились о выступ скалы. Мгновенье, и вот уже холодная вода обожгла кожу, ударила и оглушила, утаскивая вниз, и Олинн ушла в неё с головой. Но потом кто‑то подтолкнул её, она вынырнула на поверхность и принялась барахтаться и плыть, борясь с течением.
В этом месте река делала крутой поворот, огибая скалу, на которой стоял замок, и течением Олинн унесло бы в самую стремнину, но чья‑то сильная рука подхватила её и потащила за собой, почти вышвырнув на берег.
Игвар! Да чтоб тебя!
− Ну, пичужка, что же ты пугливая‑то какая?! – его голос прилетел, казалось, откуда‑то издалека.
