Секретный концлагерь
– Курва, – поморщился Ян. – Как и все хозяева. Дерет с нас три шкуры, а платит всего пару злотых.
– При немцах он тоже был хозяином ресторана? – спросил Мартынок.
– Так, – ответил поляк.
– Какой сегодня день? – поморщился Мажарин, пытаясь вспомнить.
– Вроде как вторник, – усмехнулся Мартынок.
– Так, вторек, – подтвердил Ян Кицак.
– Значит, завтра эта женщина вместе со своим разлюбезным поляком должна прийти в ресторан, – Мажарин потер лоб. – Ровно к девятнадцати ноль‑ноль.
– Наверно, – пожал плечами Ян. – Она всегда приходит в среду и в воскресенье. Почему ей не прийти завтра?
– Угу… – произнес Мажарин и не сказал больше ничего.
Молчал он довольно‑таки долго. Мартынок, Черных и Ян Кицак также молчали. Они понимали – Мажарин размышляет. Черных и Мартынок размышляли тоже, да и Ян, кажется, также задумался о чем‑то своем.
– А ты‑то завтра работаешь? – наконец спросил Мажарин, обращаясь к поляку.
– Так, – ответил тот.
– И ты завтра их увидишь – ту женщину и того поляка, который будет при ней? – спросил Мажарин.
– Если так надо, то увижу, – сказал Ян. – Когда они будут заходить в ресторан. Или когда будут уходить из ресторана.
– Да, надо, – сказал Мажарин. – И не только увидеть, но и проследить за нею. Узнать, куда она отправится из ресторана. Ты смог бы это сделать?
– Я? – удивился поляк.
– Да, ты, – сказал Мажарин. – Проследить. Но только, сам понимаешь, тайно. То есть так, чтобы ни она, ни ее кавалер не обратили на тебя никакого внимания. Справишься?
– Я? – повторил вопрос поляк, еще больше удивляясь.
– Ну, ты же хочешь нам помочь? – спросил Мажарин и в упор взглянул на Яна.
– О, так! – ответил Ян. – Я хочу вам помочь! Но…
– Ты удивлен, что мы так легко тебе доверяемся? – спросил Мажарин.
На это Ян ничего не сказал, лишь опустил голову и развел руками.
– Мы тоже не любим фашистов – так же, как и ты, – усмехнулся Мажарин. – А все остальное – неважно.
Кажется, эти слова произвели на Яна Кицака впечатление. Он поднял голову и также в упор глянул на Мажарина.
– Я сделаю то, что меня просит пан офицер, – твердо сказал он. – Правда, за это меня могут выгнать с работы. За то, что я без спросу ушел…
– Ну, если что, то это дело мы как‑нибудь уладим, – пообещал Мартынок. – Мы кто? Красная армия, которая стоит на страже трудового элемента. А ты и есть тот самый трудовой элемент. А этот твой пан Мирончак – эксплуататор и шкура! Неужто мы не защитим тебя от такого кровососа? Ты только намекни, ежели чего. Самолично явлюсь для наведения социальной справедливости.
– Добре, – не слишком уверенно улыбнулся поляк. – Скажу…
– Вот и скажи! – подытожил Семен Мартынок. – И не сомневайся. Потому что кончилось время ваших польских мироедов и шкурников! Теперь наступает твое время!
– Я не разумею… – развел руками Ян.
– Это с непривычки, – хлопнул парня по плечу Мартынок. – Со временем все поймешь. Это та самая наука, которую все понимают очень быстро. И эксплуататоры, и трудовой элемент. А пока – помоги нам, чем можешь. Раз уж ты влез в штаны, то надо их и застегнуть. Иначе получится безобразие.
– Это я понял, – на этот раз улыбка Яна была более уверенной.
– Вот и славно! – сказал Мартынок. – Командир, все прочее объясняй ему сам.
– Нам надо знать, где эта женщина проживает, – сказал Мажарин, обращаясь к Яну. – Или куда она каждый раз направляется, когда уходит из ресторана. Затем: одна она отправляется к себе или вместе со своим кавалером. Ты понимаешь?
– Так, – кивнул Ян Кицак. – Это я разумею. А вот другого я не разумею. А вдруг они выйдут из ресторана и направятся в разные стороны? Что я должен буду делать? За кем мне следить?
– А и вправду, – поразмыслив, сказал Мажарин. – Скорее всего, так оно и будет. То есть они разойдутся в разные стороны. И хорошо бы при этом проследить за обоими. А, Семен?
– Так это мы запросто! – беспечным голосом произнес Мартынок. – Дело привычное.
– Ну, коль привычное, то тебе его и делать, – сказал Мажарин. – Вот только нужно придумать, как его провернуть половчее!
– Половчее, – ухмыльнулся Мартынок, – это когда я буду при даме. Тут уж меня никто ни в чем не заподозрит. А что? Пришел офицерик с барышней в заведение! Обычное дело. Отчего бы советскому офицеру не пригласить даму в ресторацию? Другое дело – где мне ее раздобыть в кратчайшие сроки, такую даму? С первой попавшейся на такое дело не пойдешь… Ладно, подумаем. Итак, этот поляк мой. Провожу до самой колыбельки. Кстати, – Мартынок глянул на Яна. – А почему ты думаешь, что этот кавалер именно поляк?
– А кто же он еще? – спросил Ян.
– Ну, кто… Допустим, немец. Или, может, англичанин. Тут у вас всяких перебывало.
– Нет, – после короткого размышления произнес Ян. – Он поляк. Поляки отличаются от всех других…
– Да ты что? – иронично сощурился Мартынок. – И чем же именно? Может, пояснишь?
– Ладно, не спорьте, – вмешался в разговор Мажарин. – Поляк, не поляк… Какая разница? А вот проследить за ним действительно надо. В общем, так. Ян, ты проследишь за этой дамочкой. А ты, Семен, за ее спутником. Понятно?
– Не совсем, – сказал Мартынок. – А что, если они не пожелают расставаться и после ресторана отправятся вместе в обнимку? Тогда как?
– А тогда Ян будет следить за ними двоими, а ты – его подстраховывать. А то ведь мало ли что? Четыре глаза могут заметить за собой слежку намного проще, чем два.
– Это понятно, – согласился Мартынок.
– Ян, – сказал Мажарин. – Сегодня вторник. Завтра – среда. А в четверг, рано утром, тебе обязательно нужно быть здесь. Расскажешь, что и как. У меня все.
– Так, – коротко произнес поляк и поднялся, намереваясь уйти.
– Погоди‑ка, – остановил его Мартынок. – Все‑то оно все, да не совсем. В общем, так. В среду, в половине седьмого вечера, я появлюсь в вашем замечательном ресторане. При мне будет дама, прошу это учесть. Хорошо бы нам с тобой там переглянуться. Не обняться и не расцеловаться, а именно переглянуться. Чтобы ты знал, что я – поблизости. И чтобы я тоже знал, что ты рядом. А так – делаем вид, что мы друг друга не знаем. И все: мы с дамой развлекаемся, ты – чистишь картошку. И все ждем, когда появится та самая красавица со своим кавалером. А потом дожидаемся их ухода и двигается следом за ними. Ты, значит, впереди, я с моей дамой – чуть поодаль. А дальше действуем по обстоятельствам. Вот теперь окончательное все.