Семейное проклятье

Что только не делала знахарка Мадлен. И жгла над изголовьем больного травы, что бы отогнать змеиный дух. И прикладывала к ноге нож, что бы «разрезать боль», и шептала заговор от яда. Гастон лишь стонал, а опухоль на ноге не уменьшалась.

– Лучше вам позвать священника, – пробормотала старуха Мадлен. – Видно час бедняги Шайо пробил и никто не сможет ему помочь.

Рене заливаясь слезами, со всех ног бросилась вон. Но пробежав половину дороги, свернула совсем в другую сторону от церкви. Не прошло и четверти часа, как девочка отчаянно заколотила в дверь господина лекаря.

Ах, с каким удовольствием, Марта наградила бы непослушную девчонку славным подзатыльником! Паршивка привела лекаря Бурже. Несчастному мужу всё равно не помочь, а господину Бурже придётся платить за визит.

Лекарь хмуро осмотрел больного и сердито пробормотал:

– Вот бестолковые! Отчего вы сразу не позвали меня? Беднягу можно было попытаться спасти. Теперь вам и впрямь осталось звать священника!

К несчастью, лекарь оказался прав. Не прошло и часа, как Гастон отдал Богу душу. Дом немедля заполнили соседки, надо приготовить бедного господина Шайо в последний путь. Ортанс и Флоримон громко завывали, завистливо поглядывая, как мать достаёт из сундука припрятанные монетки для лекаря.

Лишь бедняжка Рене, забившись в чулан со старыми корзинами, заливалась горючими слезами от жалости к отцу.

Не прошло и двух месяцев со дня похорон, как Марта решила избавиться от навязанной приёмной дочери раз и навсегда. Дождавшись, когда девочка отправится пасти гусей, мать зазвала в кухню старших детей.

– Ортанс, Флоримон, некому теперь позаботиться о нас, бедных сиротках. Мы должны беречь каждый кусок. Негоже нам тратиться на приёмыша. Девчонка больше съест, чем наработает. Вот что, я дам вам семь экю.

При этих словах, глаза сына и дочери блеснули жадностью. Марта заметила это и, нахмурив брови, покачала головой.

– Деньги вовсе не для вас, сделаете дело, получите по одной монетке. Завтра на рассвете, возьмёте нашу повозку и отвезёте Рене в город. Я сама не могу отлучиться из дому. В городе отыщите монастырь Святой Урсулы, пойдите к настоятельнице и упросите принять девчонку. Отдайте деньги и посулите, что за неё исправно станут платить каждые полгода. Так мы, наконец, избавимся от лишнего рта.

– Как думаешь, сестрица, – спросил Флоримон, запрягая лошадь. – Не слишком ли жирно каждые полгода платить за подкидыша?

– Ну и дурак же ты, братец! – Усмехнулась Ортанс. – С чего ты взял, что мать расстанется с деньгами из‑за никчёмной девчонки? Главное сплавить её. А после, монахини пусть ждут своей платы, хоть сто лет.

– Ну и умора! Тогда, пожалуй, крысёнка Рене вытолкают взашей прямо на улицу.

– А хоть и так, кто станет убиваться о подкидыше?

Вот удивилась Рене, когда старшая сестра ласково позвала её прокатиться в город. Неужто после смерти отца, ей перепадёт не только брань, но и доброе слово? Вот радость, прокатиться до города и поглазеть на ярмарку. Говорят, там устраивают настоящие представления.

Девочку разбудили так рано, что мерное покачивание повозки мигом её сморило. Ортанс посмотрела на уснувшую Рене, и зашептала Флоримону в самое ухо:

– Послушай, братец, жаль расставаться с деньгами из‑за этого жалкого мышонка. Нам и самим найдётся, куда потратить монеты.

– Так то оно так, но настоятельница потребует платы.

– Ну и глуп же ты, Флоримон. Да мы не станем тащить в монастырь девчонку. Положись на меня, я сумею и от помехи избавиться и денежки приберечь.

Повозка проехала одну деревню, затем другую, и когда до города оставалось миновать лишь перелесок, Флоримон остановил лошадь. Ортанс растолкала девочку.

– Рене, сестричка, ось колеса соскочила. Пока наш братец занят починкой, не хочешь ли размяться и собрать немного каштанов? Давай, милая, ты же любишь жареные каштаны.

– А корзина? Мы же не взяли корзину?

– Ах, какие пустяки, собирай их в свой фартук. Пойдём, вон там неподалёку славная каштановая роща.

Ортанс уводила девочку дальше и дальше от дороги пока повозка не скрылась из глаз.

– Нет, эти слишком мелкие, – говорила она. – Поищи лучше у того дерева.

Рене старательно собирала каштаны, и вскоре фартук наполнился до отказу, девочка с трудом придерживала эдакую тяжесть.

– Ортанс, помоги мне, пожалуй, тесёмки фартука лопнут и весь мой труд пропадёт даром, – крикнула она.

Но ей никто не ответил. Старшая сестра, что давно уже скрылась за деревьями, со всех ног мчалась к повозке. Поджидавший её Флоримон, хлестнул лошадь, и седоки помчались в город, оставив за собой, лишь облако пыли.

Рене беспомощно озиралась. Вот беда, наверное, она ушла слишком далеко и заблудилась. Должно быть, брат и сестра давно её ищут. Девочка кружила между деревьев и вскоре окончательно запуталась. Тяжёлый фартук мешал идти, а бросить каштаны жалко. И Рене согнувшись, пробиралась по лесной тропинке, и во весь голос звала сестру и брата. Бедняжка совсем выбилась из сил и наконец, решила бросить свою ношу. Теперь, налегке, она пыталась бежать, как ей казалось, в сторону дороги, но на самом деле кружила на одном месте.

А Ортанс и Флоримон чудесно добрались до города и мигом спустили все деньги на лакомства и развлечения. На обратном пути, эта славная парочка нарочно сделала крюк, что бы ненароком не попасть на глаза оставленному в перелеске ребёнку

Бедняжка Рене, совсем осипшая от крика, вышла на дорогу уже в сумерках. Личико её опухло от слёз, девочка дрожала от холода. Она уже не пыталась найти брата и сестру и бесцельно брела вдоль дороги, кутаясь в жалкий платок. Пожалуй, ночь скоро раскинет над ней свои крылья и останется лечь, да помереть в ближайшем овраге.

Рене свернула с дороги, и тут же кубарем покатилась в канаву, споткнувшись о придорожный камень. Но вместо колючих веток, девочка свалилась на что‑то мягкое и тёплое

– Эй, кого это носит ночью по дорогам? Неужто с неба свалился мешок полный золотых луидоров? Послышался хриплый женский голос.

Рене с испугу не могла и рта раскрыть. Груда тряпья, на которую она скатилась, вдруг зашевелилась и чья‑то рука схватила её за плечо.

– Ого, девчонка! Что же ты шатаешься по ночной дороге, одна одинёшенька?

Взошедшая луна осветила канаву скудным светом и Рене увидела толстую женщину, в неряшливой одежде и рваном чепце. Малышка вновь захлюпала носом, и от радости, что за весь день встретила хотя бы одного человека, выложила незнакомке всю свою коротенькую историю.

Толстуха вздохнула и прикрыла Рене полой своей накидки.

– Вот, бедняжка! Ты так меня растрогала, что пожалуй, придётся сделать пару глотков винца. – С этими словами, незнакомка выудила из кучи грязных тряпок бутылку. – А ты пожалуй, с голоду помираешь? На, возьми, у меня осталась горбушка хлеба и яблоко.