Сердце лета

Поставив на газовую плиту чайник, она вышла из кухни. Мы сидели молча, подавая друг другу безмолвные знаки. После этой «беседы» я сделала вывод, что нам троим здесь одинаково не по себе. Шаркая, старушка вернулась в кухню. В руках она держала литровую банку, полную жидкости, по консистенции и цвету напоминавшей сопли.

– Сядь, – велела Ведьма Ане.

Когда Прасковья окунула два пальца в банку, раздался мерзкий «хлюп», и я еле сдержала рвотный позыв. Она нанесла мазь на щиколотку, а потом забинтовала ногу.

– Уже завтра не будет болеть, – сказала Ведьма в завершение.

– Спасибо вам огромное. Вы извините, что мы к вам так вломились, меня бы мама отругала… – произнесла Аня дрожащим голосом.

Внезапно на нас с Миленкой свалилось что‐то теплое и пушистое. С испугу мы подпрыгнули на старом диване.

– Мамочки! – вскрикнула я.

– Эй, Паук, брысь! – прикрикнула Ведьма.

Немного успокоившись, я ощутила у себя на коленях мягкие лапки черного худощавого кота. Он замурчал и свернулся калачиком.

– Напугал, блин! – Милена глубоко дышала, держась за сердце.

– Ты ему понравилась, девочка. С Пауком такое редко случается, – слегка улыбнулась Ведьма.

Только я хотела встать и попрощаться, как засвистел чайник, извещая о том, что вскипел. Прасковья медленно поднялась, выключила плиту и достала четыре кружки, явно намекая на то, что мы приглашены за стол.

– Не откажетесь от кофе? – спросила она, не оборачиваясь.

– Конечно, – нехотя ответила я.

Анька перебралась к нам на диван и вклинилась по центру, выпрямив ногу.

– Кажется, уже намного меньше болит… – заметила она шепотом.

– Не сомневайся, к утру совсем пройдет. Держите.

Прасковья поставила перед нами чашки, села напротив и улыбнулась, щуря глаза. Она громко прихлебывала кофе и выжидающе смотрела, как пьем его мы. Замечу, что кофе был неплох и в него явно что‐то было добавлено. Никакой горечи при отсутствии молока и даже сахара не ощущалось.

– Спасибо, – стукнула по столу кружкой Милена.

Прасковья схватила кружку, развернула ее к свету и начала разглядывать дно. Ведьмины причуды…

– Тиран в юбке. Продолжишь воротить нос, останешься одна. Вижу, матери твоей нужно обратиться к врачу с проблемой, что долго ее беспокоит. И еще… стоит быть осторожнее и внимательнее к своему окружению.

Милена смотрела на нее округлившимися, полными злобы глазами. Она не любила, когда кто‐то совал нос в ее дела, и уж тем более когда чужие люди рассуждали о ее семье или характере.

– Это вам что, кофейная гуща рассказала? – съязвила она.

– И шалфей, – кивнула Прасковья.

– Как интересно.

Аня пихнула Милену в бок, чтобы та не выводила Ведьму из себя. Нам хотелось выйти отсюда живыми, без порчи и прочих проклятий. Следом за кружкой Милены в ход пошла Анина.

– Вижу обман, чую запах алкоголя. Страх, что будешь несчастна, как и мать. Мальчишка твой бегает за каждой юбкой, не открывай ему сердце. Совсем скоро найдется достойный. Он уже рядом.

– Что? Костя? Да быть того не может…

Ведьма фыркнула, но промолчала. Забрав мою кружку, она нахмурилась и повела бровями.

– Бедная девочка… все тебя обижают. И любовь тебя ждет болезненная, но такая сильная, какую редко встретишь. Страдания, одни страдания…

– Вот спасибо… – протянула я.

– В деревне происходит что‐то нехорошее, – как бы невзначай продолжила Ведьма, убрав кружки. – Духи рассержены.

– Какие духи? – хрипло спросила Анька.

– Вы разве не знаете местных легенд? Никто не рассказывал вам о девушке, утонувшей во Вшивке? А о маленькой Насте, которая погибла во время грозы?

– Конечно, мы о них слышали, – кивнула я.

По рассказам, призрак утонувшей девушки часто видели на берегу. Она плакала и просила спасти свою тонущую сестру, а тех, кто поддавался на просьбы, топила. Забирала их души. Знакомые с этой легендой дети и подростки (в том числе и я), гуляя в одиночестве, старались как можно быстрее пробежать мимо Вшивки или вовсе обойти ее.

Маленькая же Настя играла в прятки возле кладбища с другими детьми около тридцати лет назад. Она спряталась за электрический столб, а молнию метнуло прямо в него – девочка погибла на месте. С тех пор ее призрак, по словам деревенских, просил поиграть с ним в прятки, и если девочка находила своего соперника, то съедала живьем. Короче говоря, деревня наша полнилась чудными россказнями.

– Что ж, Прасковья Павловна, спасибо вам большое! Мы пойдем, родители ругаться будут. – Анька оперлась на наши коленки и встала.

– И вот еще, не беспокойте Петра Ивановича. Вижу, очень скоро вам взбредет в голову его потревожить, – сказала, провожая нас, Ведьма. – Не хотелось бы слушать его завывания перед сном.

Кто такой этот Петр Иванович, мы понятия не имели, но на всякий случай пообещали его не тревожить. Добежав до велосипедов, мы быстренько расселись и покатили в сторону плотины.

– Жуть жуткая, вот что я вам скажу.

Анька дрожала от страха и холода, сидя на раме и держась за центр руля.

– Ничего жуткого, у старушенции поехала крыша от одиночества, – хмыкнула Миленка. – Вы на левую сторону?

– Ага.

– Когда встретимся? – спросила Милена, притормаживая у плотины.

– Меня наверняка загрузят на несколько дней, – вздохнула я. – Если что, я через Аньку или Вовку с вами свяжусь.

– Я завтра тоже пас, маме надо помочь по хозяйству.

– А мне с детьми… – грустно сообщила Милена. – Ладно, свидимся!

Мы с Анькой поехали на другую сторону. Вова великодушно согласился отвезти ее велосипед к себе, чтобы не оставлять матери Воронцовой, иначе та с ходу все поймет. Так что сначала я довезла Аньку, а потом себя. Услышанное в доме у Ведьмы мы не обсуждали и постарались забыть как страшный сон.

 

Глава 4

 

28 июня, левая сторона