Серые земли Эдема. Избранники Армагеддона – II

Мы поднялись по каменной лестнице. Кира перелезла через парапет и на самом краю обрыва сорвала красный цветок на длинном ворсистом стебле. Покачала его перед лицом, а потом бросила вниз. Цветок падал долго – красноватое пятнышко над синей бездной вод, и Кира задумчиво смотрела ему вслед. В Алупку возвращались на такси – почти беззвучный полет среди темных сосен под белеющими обрывами Ай‑Петри. После оживленного кафе, где нам так хорошо танцевалось, Кира притихла. У пансионата сели на теннисный стол в густой тени шелковицы, и я обнял Киру. Она покорно прижалась, позволив моей руке проникнуть под платье. Я ощутил пальцами нежную мягкость внутренней стороны бедер и вмиг возбудился… Вдруг Кира надавила рукой сверху так, что кончики моих пальцев, будто раздвинув лепестки скрытого цветка, погрузились в мягкую глубину. Кира прерывисто вздохнула, потом плотно сжала ноги и резко отодвинулась.

– Что?.. – начал я.

И умолк. От стола спускалась тропинка, по ней я впервые проник в этот заброшенный сад. Сквозь черную крону шелковицы сквозил свет, осветляя выщербленные плиты. Между деревьев был проем, где днем виднелось море. Сейчас море исчезло, зато горели звезды. Они образовали что‑то вроде яркого венца, и я подосадовал, что не знаю, какое это созвездие. Что‑то вроде серебристого сияния поднималось над тропинкой к нам. Мое сердце замерло, потом начало прерывисто стучать. Листва шелковицы над нами сделалась как серебряная филигрань… И вдруг все погасло: исчезло серебристое сияние, а звездный венец рассыпался на тусклые угольки. Много раз я потом искал в Интернете, какое это созвездие, но не нашел.

– Ты видел? – странным голосом спросила Кира.

– Да, какой‑то свет, – пробормотал я.

Кира долго молчала.

– Это была женщина, – наконец прошептала она. – Женщина необычайной красоты, вся будто сотканная из света. У меня до сих пор мурашки бегут по коже. Кто это мог быть?

Я не ответил. Еще недавно я остро желал Киру, но теперь все ушло. На душе стало тревожно, темнота и звон цикад угнетали. Я поцеловал Киру и простился, она как будто недоумевала. Адресами обменялись еще днем. Я уехал утром, простившись с Нестором и потрепав за ухом Гелу – странно, на сей раз она приняла это благосклонно. Малевич уехал еще два дня назад, похудевший, но довольный своей брюнеткой. Крым разворачивал за окном автобуса свои открыточные красоты, а потом застучали по рельсам колеса.

Я жевал купленные задешево груши и, глядя сквозь пыльное стекло, с досадой вспоминал Киру: всего‑то раз и был секс. Ну что же, скоро я забуду ее. Женщин будет много в моей жизни…

Любовь – это нежный цветок, и когда срываем его, быстро вянет. Вянет и тогда, когда не срываем. Увядает от разлуки, от каждодневных семейных будней. Так думают люди, и в общем правы. Я тогда тоже не знал, что иные цветы клонятся, но не горят даже под огненным дыханием Армагеддона.

 

4. Ветер будущего

 

В Москве поезд прибыл на Киевский вокзал. Я вышел на просторную площадь – к искрящемуся на солнце фонтану, стеклянному мосту через Москву‑реку, и вновь ощутил холодное дуновение: эту набережную и город я видел безлюдными, под покровом вечных сумерек. Что с ними могло произойти?

Переночевал у родственников, долго ворочался на раскладушке. Наконец заснул и, подобно Алисе, очутился в очень странном месте. Вдаль уходит песчаный пляж, на него набегают волны, омывая ноздреватые льдины. Кроме застрявших торосов и редких камней на песке ничего нет. Чуть поодаль от берега вода растворяется в сумраке. Сзади раздается стеклянный звон, я оглядываюсь. И едва не сажусь на песок – ледяной замок возносится надо мною. Угрюмо‑синим светятся шпили башен, холодный голубой свет стекает по витым лестницам, красные огоньки горят в темных узких окнах. Жутью веет от этого здания, построенного будто не людскими руками. Вот он, истинный Замок Ночи!

К черной воде спадает лестница, будто из голубого льда, по бокам ее сторожат химеры, а на площадке стоит женщина. Я сразу узнаю Аннабель. Но сейчас ее лицо гордое и жестокое, и напоминает высеченную изо льда маску. А еще отчаяние застыло в изломе бровей. Женщина напряженно смотрит во мрак, словно что‑то заставило ее выйти из заколдованного замка, и не замечает меня. А в темноте над морем начинает происходить какое‑то брожение. И вдруг словно распахивается окно, и я с содроганием вижу уже знакомую картину: снежные горы, металлические острия на обширной площади среди леса, и надо всем этим синеву небосвода. В нем разгорается призрачное зарево, словно огромная птица машет пламенными крыльями.

Что‑то заставляет меня обернуться.

Женщина уже не стоит, а спускается по ледяной лестнице. На лице теперь недоверие и жестокая радость. На последней ступеньке женщина колеблется, но вдруг шагает прямо на воду, и та выдерживает – только от каждого шага распространяются серебристые круги. Женщина проходит совсем немного и исчезает в сумрачных парах. И сразу словно задергивается занавес, пропадает зрелище заснеженных гор. Я снова поворачиваюсь, но замка уже не видно – лишь песок, камни и ноздреватые льдины. А потом начинает темнеть, и будто чьи‑то холодные пальцы пробегают у меня в голове…

Я проснулся и долго лежал, приходя в себя. Птицы чирикали за окном, в комнате был полумрак. Что за страсти мне стали сниться после того злосчастного «семинара» в Грузии? Словно компьютерная программа взломала замок таинственной двери, ведущей в глубины подсознания или куда‑то еще. Не про этот ли берег говорила Аннабель? Но где может находиться такой?

Я побродил по Москве, и мне казалось, что даже сквозь карман жжет конверт Аннабель. Идти или нет? А через некоторое время поймал себя на том, что постоянно оборачиваюсь: не следует ли за мной тот, с мечом? Я плюнул и зашел в ближайшее Интернет‑кафе. Заглянул на официальный сайт ФСБ, может хоть эта организация мне поможет?

На сайте обнаружил заманчивое предложение стать двойным агентом: всем завербованным иностранной разведкой гражданам предлагалось сотрудничать с ФСБ, причем с сохранением выплачиваемого иностранной спецслужбой денежного содержания. Я некоторое время думал, подходят ли таинственная организация Сибил под понятие иностранной спецслужбы – но едва ли. Так что оставил это и только скопировал электронный адрес. Бдительным гражданам предлагалось описать подозрительное событие и, указав его дату и участников, отправить сообщение в ФСБ, конфиденциальность гарантировалась. О вознаграждении не упоминалось, но я ведь не за‑ради денег.

Создав новый почтовый ящик, я пару часов трудолюбиво составлял первый в жизни донос: написал про «семинар» в Грузии, какие темы обсуждались, кто участвовал. Несмотря на «лечение» Симона, вспоминалось не все, похоже дурман не совсем выветрился из сознания. Долго думал, описывать ли картину сумрачной ирреальной Москвы, но решил, что не стоит – примут за психа. В это учреждение и так, наверное, обращается уйма шизофреников. Кратко рассказал о своем бегстве и таинственном Симоне. Перешел ко второму семинару, в Крыму, и опять задумался: сообщать ли про Аннабель и ее напарника? Решил, что тоже не стоит, зато подчеркнул, что эта таинственная организация интересуется новейшими технологиями и может строить некие враждебные планы… Отправил письмо и даже почувствовал гордость: как бы мое подсознание не программировали, свободу выбора я сохранил (и бывают же такие олухи на свете!). Еще долго сидел в Интернете, наконец настал вечер. Я со смущением понял, что нетерпеливо жду назначенного времени.