Серые земли Эдема. Избранники Армагеддона – II

– Не обязательно. – Сибил отодвинулась в тень. – Возможно, вы действительно видели один из вариантов будущего. Посредством зрения и слуха в мозг внедряется программа, которая подавляет контроль разума и высвобождает ту часть психики, которая связана с информационным полем Земли. Главная трудность в том, чтобы сконцентрироваться на поиске нужной информации. У индийских йогов на овладение подобным умением уходила вся жизнь. А сейчас нужен только компьютер с частотой процессора не менее трех гигагерц, соответствующая программа и… умение видеть. У вас последнее качество есть.

Проводник по снам объяснял иначе. Я решил кое‑что проверить.

– И многие уже пользовались этой программой?

В глазах Сибил промелькнула досада.

– Немало, – проронила она. – Я сама несколько раз. Беда в том, что восприятия слишком хаотичны. Программа открывает дверь, но не может сориентировать в непривычном мире. Нужна редкая внимательность, развитое воображение и… что‑то еще, иначе путешествие превращается в кошмар.

Я поежился: – Почти так и было.

– Ну‑ну, – довольно улыбнулась Сибил, становясь похожей на домохозяйку: вот‑вот начнется любимый телесериал. – У вас все неплохо получилось.

Она моргнула: – Думаю, скоро вы совсем поправитесь. До завтра.

Нажала кнопку, и сзади потянуло холодком – открылась дверь. Санитар молча подождал, пока я встану. На этот раз прошли через веранду. В полутемном дворе два охранника с автоматами направлялись к воротам, впереди бежала собака.

– Хорошо нас охраняют, – обратился я к провожатому.

– На Кавказе неспокойно, сам знаешь, – равнодушно ответил тот.

Поднялись по лестнице, и я узнал дверь своей палаты. На пороге замялся, не хотелось входить. Вдруг ярко вспомнил, как всю прошлую ночь падал в черную бездну. Санитар открыл дверь.

– Заходи. Укол придут сделать позднее.

Дверь защелкнулась, с этой стороны ручки не было. Мне снова пришло в голову, что палата смахивает на тюремную камеру. Забыл спросить у Сибил, почему такая обстановка. Я огляделся, и сходство с камерой стало еще заметнее: забранное решеткой окно, узкая кровать, тумбочка, стул. Я приоткрыл дверь в боковой стене – там туалет с водопроводной раковиной и унитазом. Над кроватью пощелкивают часы. Я сел на кровать.

Итак, кое‑что мне удалось вспомнить. В университете я специализировался по футурологии, на четвертом курсе разместил в Интернете курсовую работу о возможных вариантах развития современной цивилизации, а потом меня пригласили на семинар… Голова заболела – передо мной снова приоткрылась бездна, куда падал всю прошлую ночь, и где плавали, как пряди тумана, обрывки воспоминаний.

Я стиснул ладонями виски. Пришла жуткая мысль: а вдруг такое повторяется каждую ночь? Возможно, я уже не раз забывал все, что сумел вспомнить за день? Что это за укол, о котором говорил санитар? Может, не эуфиллин, а что‑то другое? Вдруг меня все‑таки похитили? Но кто, Сибил? Смешно подумать, похожа на домохозяйку. И зачем? У меня ни денег, ни богатых родственников, с которых можно потребовать выкуп.

Я встал, чтобы еще раз осмотреть окно. Рама открывалась внутрь, холодный воздух тронул лицо, пахнуло сырым железом. Прутья решетки вделаны в бетон, вряд ли выковыряешь. Снова заглянул в туалет – там окна нет вообще. Подошел к двери – ручки тоже нет, и открывается внутрь, так что не выбьешь. На то, чтобы выбраться, моих способностей явно не хватит. Или…

Я снова сел на кровать. Стиснул голову руками: ну, придумай же что‑нибудь! Сначала пришло воспоминание: красный фонарь над сумеречной развилкой, белые перчатки шофера на руле. А потом появилась идея… Способ странный, но чем я рискую? Только есть одно «но». Если догадка верна, и мне колют какой‑то препарат, стирающий память, как я завтра вспомню то, что сейчас пришло в голову?

Нет, надо запомнить. Надо запомнить. Надо запомнить… Я все еще повторял про себя эти слова, когда снова открылась дверь. Санитар грубо закатал рукав пижамы.

– Эуфиллин, – в голосе прозвучало злорадство.

Я снова падал в темную бездну, но на этот раз меня догоняли, кружась по спирали и отдаваясь от невидимых стен, чьи‑то слова: «Помни проводника по снам… помни проводника по снам… помни…»

 

2. Безенгийская стена

 

К вечеру подножия гор заволокло облаками – они клубились в темных долинах, тянули белесые пальцы к розовеющим в высоте снегам. Я сидел на дощатой веранде и, прихлебывая кислый айран, пытался понять, как здесь оказался? А заодно вспомнить, кто я такой? Хороший набор вопросов. Но туман окутывал память плотнее, чем горные долины.

Я огляделся: на веранде расставлены столы, покрытые клеенкой, за ними несколько мужчин. Каждый за своим столом, все в желтоватых пижамах, как и я. Все молчат: кто пьет айран из кружки, кто откинулся на спинку плетеного стула и смотрит на розовеющие вершины. Лица вялые и безучастные, неужели такое и у меня?.. Наверное, это больные.

За перилами двор: желтые и лиловые цветы на клумбах, высокая ограда, за ней поросший соснами холм. По склону вьется дорога, подходя к железным воротам. Они заперты, рядом будка, и сквозь окошко видно, что там кто‑то есть.

Санаторий? Психбольница?

По этой дороге меня должны были привезти, но я ничего не помню. Неужели какая‑то болезнь привела к потере памяти? Хотя умственные способности, кажется, не пострадали: быстро понял, где нахожусь. Что на Кавказе – понял сразу, санитары на вопросы отвечали уклончиво, но с неистребимым кавказским акцентом. Поначалу удивило, что солнце стоит не над снежными вершинами и ледниками, а плавится в синеве с другой стороны небосвода. Но потом сообразил, что нахожусь к югу от Кавказского хребта, и судя по высоте гор – уж не Безенгийская ли это стена? – скорее всего в Грузии. Но как я сюда попал?..

Не поговорить ли с соседом слева? Хотя пока расспросы ни к чему не привели, получал такие же односложные ответы, как от санитаров: «Лечусь… Не помню… Отвали…». Все же я открыл рот, но спросить ничего не успел. Подошел санитар, крупный черноволосый мужчина в белом халате, и с акцентом сказал:

– Пошли. Тебя доктор спрашивает.

Я уныло подумал, что мог участвовать в горном походе по Кавказу, произошел несчастный случай, и товарищи оставили в больнице. Встал и пошел за санитаром. Коридор, холл, опять коридор, звук шагов тонет в ковре. Мы остановились перед железной дверью, санитар приставил пальцы к вмонтированной пластине, и спустя несколько секунд дверь открылась. Дактилоскопический замок, вяло отметил я. И слегка удивился, но не замку, а скорее тому, что не испытываю особого удивления, хотя зачем дактилоскопический замок в обыкновенной больнице?

За столом сидела женщина в белом халате, в свете лампы красиво мерцали серые волосы. Оглядев меня, кивнула провожатому:

– Можешь идти.