Соболево. Книга первая

– Наша рациональная часть, крепко сидящая в наших мозгах, станет сопротивляться. Мозг вообще склонен обманывать человека. Он настолько втянул человеческую личность в ложь и самообман, что всякий давно убеждён, что верить нужно именно мозгу, рациональному естеству, а не сердцу или душе. Интуиция – вот голос души. Тот, кто научился, кто умеет его слушать и взывать к нему, редко поступает опрометчиво. Но не мозг. Мозг ищет для своего тела комфортных условий. Ищет, как бы поместить тело в тепло, уют, глупые развлечения, где в изобилии будут наличествовать плотские утехи и неконтролируемое размножение. Вот чего он ищет. В решении математических уравнений ему нет равных, но Бытие – не математическое уравнение. Не нужно слушать то, что говорит вам мозг, оперируя к разумному – к своему же собственному творению. Только стремление к иррациональному, к абстрактному, интуитивному, чувственному и эмоциональному может провести вас по ступеням из тёмного подземелья рационального на свет, на свежий воздух иррационального. В объятия нашего Владыки. Это действительно титанических усилий требует. Но ещё больших усилий требует фиксация этого состояния. Постоянное удержание себя в иррациональном существовании требует неописуемых усилий. Против вас поднимется абсолютно всё. Первым будет, как я уже говорил, мозг и его разум. Следом поднимутся против вас близкие, кто ещё не нашёл должного рвения для того, чтобы отыскать, наконец, золото в своей душе. Не серчайте на них, не гневайтесь – придёт и их время. Затем против вас поднимется сам рациональный, материальный мир. Он будет подсовывать вам события и явления, которые будут оспаривать ваши убеждения. Он будет подсылать вам людей, которые ловко оперируют логикой, способной пошатнуть вашу веру и лишить вас фиксации в благословенном состоянии. Будьте осторожны, братья и сестры, и да наградит вас Владыка своим Благословением. Не бойтесь труда этого, но стремитесь к нему. А теперь давайте же обратимся к Владыке нашему через молитву, – Симеон опустил голову и за ним повторили все, – Из глубины к тебе воззвав…

Вечерняя молитва затянулась. Симеон бубнил дольше обычного, и с ним бубнела вся паства. Где‑то посередине к Ксении подсел Плокин, смиренно опустивший голову, с наслаждением читающий молитву вместе с остальными. Ксения молчала, стеклянными глазами глядя в пол храма.

***

К тому моменту, когда Ксения пришла, Нора уже опустела. Столы сверкали чистотой, стулья были сложены друг на друга, а приглушённый свет способствовал игре воображения. Оно сразу же взялось дорисовывать плывучие силуэты по тем углам, где темнота уже успела загустеть настолько, что разглядеть в них что‑либо, кроме воображаемых фигур, было почти невозможно. Старик, натирая стаканы, уставился в орущий телевизор. Из темноты нарисовался Никитка, встал рядом и стал наблюдать вместе с Ксенией за Егором Викторовичем.

– Пап, – тихо позвала Ксения, испытывая слух отца, но тот и ухом не повёл, – Пап! – сказала она уже громче, но не громче, чем орал телевизор.

– Да он глухой уже давно, – подсказал Никитка.

Ксения повернулась к мальчику и улыбнулась ему. Жилистый, темноволосый, кареглазый. Это он теперь помогает Егору Викторовичу с делами – он носит еду посетителям, он моет полы и поднимает стулья, он бегает в кладовую за съестным, он же остаётся за главного, когда отца нет на месте.

– Знаю я его, притворяется он. Ему просто досмотреть хочется, – Ксения шутливо отмахнулась.

Одного её пристального взгляда хватило, чтобы Никита тут же расстаял. Щеки налились багровым румянцем, и парень как‑то подзавис. Ему всего пятнадцать, но бушующие гормоны уже дают о себе знать. Ксения много раз замечала, как подросток заглядывается на неё. Она приподняла его подбородок и ласково погладила щеку большим пальцем.

– Спасибо тебе, что отцу моему помогаешь, – она подмигнула ему, зная, что после такого он точно всю ночь глаз сомкнуть не сможет.

Мальчик, растерявшись, застыл как статуя с открытым ртом.

– Никита! Давай сюда! – прогремел голос отца.

Мужской голос мигом расколдовал мальчишку. Никита криво улыбнулся и, довольный собой, понёс ведро, не решаясь ещё раз взглянуть на девушку.

– Молодец, что пришла, но пацана мне не путай. Причащалась? На вот, компотику выпей, – он поставил на стойку заранее подготовленный стакан.

– Спасибо, не откажусь, – Ксения села за стойку и вспомнила вдруг, что у неё в кармане остался пирожок, – У меня и закусить есть.

– Кто это тебя угостил? Пахнет здорово.

– Юлина мать. Помнишь их? Лугины.

Егор прищурился, пытаясь вспомнить.

– Юля погибла ребёнком, её медведь в лесу задрал.

– А‑а‑а! Да, теперь вспомнил. Так что же, ты в гости заходила?

– Пока служба шла. Не переживай, я оставила записку с благодарностью. Не смогла мимо пройти, так пахло!.. А внутри, знаешь, как будто умерло всё, в самом доме. Умерло как будто вместе с Юлей.

– Так и есть, – отец медленно покачал головой, – Наташка так и не оправилась тогда полностью. Да и как тут оправишься? От такого нельзя оправиться, к этому не привыкнешь.

– У Юли сегодня годовщина смерти или день рождения видимо. Там фотка её стояла со свечкой.

– Вот оно как. Понятно, – отец достал из‑за стойки бутылку настойки, налил себе рюмку и выпил, – Царствие ей Небесное.

Ксения оглянулась, убедившись, что в Норе точно никого нет.

– Обалдел? Ты чего говоришь такое?

Отец только отмахнулся.

– Чего ты руками машешь? – возразила Ксения, – Осторожнее с этим. Понял?

Отец поднял правую бровь, насупившись.

– Всё‑всё, я поняла, – тут же сдалась Ксения, поднимая руки.

– Доедай и наверх. Закроюсь и поднимусь к вам.

– К нам? – Ксения округлила глаза, – Он очнулся?!

– Нет ещё. Но он же там.

Капитан согласно кивнула и продолжила есть. Когда дело было сделано, она отправилась наверх, напоследок глянув в окно. Над лесом поднялась луна.

– Чистое небо. Завтра, может, будет солнечно, – сказала она отцу, но тот не ответил.

***

В комнате всё осталось так же, как и было утром. Даже Андрей, казалось, слился с интерьером и остался неподвижен. Теперь ей предстоял обстоятельный, длинный разговор. Ксения ещё в лесу решительно заявила себе, что не уйдёт, пока не получит ответы на все интересующие её вопросы, и отца не отпустит, пока он их не даст. Но теперь, когда она вернулась, пламя её уверенности немного поугасло. Этого упёртого старика не заставишь, если он сам не захочет.

– Как день прошёл? А то я так и не спросил, – поинтересовался отец, едва появившись в дверях.

В одной руке он нёс трёхлитровую банку с компотом, а в другой поднос, на котором стояло два стакана с чаем в серебряных подстаканниках. От чая вверх поднимались струйки пара. Кипяток.