Соболево. Книга первая

Ксения всплеснула руками.

– Опять?!

– Да, – отец кивнул, – Самое время для истории.

– Я её не слышала раньше?

– Нет, – отец поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, – Раньше я не мог тебе это рассказать. Теперь всё иначе.

– Почему?

– Позже объясню. Сейчас я… Я хочу рассказать тебе историю. Это будет тяжело, – он кивнул, – Тяжело и больно, ведь как бы мы друг к другу не относились, Виктор всё ещё мой отец, и я помню его таким, каким он был в моём детстве. Тогда он был самим собой. Он был обычным человеком. Когда‑то, – Егор выдержал паузу, – а ведь когда‑то он был неплохим учёным. Ты знала? Химиком. Но о славных деньках не сегодня. Сегодня я расскажу о том, как всё началось.

– Что именно началось?

– То, что ты считаешь сказкой, и то, что для меня является истиной. Этого не знает никто. Знала твоя мать, но… – Егор уставился в потолок, – Дима тоже не знает. Вообще‑то, я сильно рискую, рассказывая это. Если Он слышит меня сейчас, у меня могут быть проблемы.

– Дедушка?

– Нет. Ахнаир. Хотя, теперь уже какая разница?

Ксения прищурилась, сделав максимально серьёзный вид, хоть в душе и посмеялась над отцовским суеверием.

– Когда мы с отцом приехали сюда, здесь был обычный посёлок. Кстати, раньше он назывался иначе. Я уже и не вспомню сейчас. На "К" как‑то. На момент нашего приезда из других людей, с кем отец мог пообщаться на общие темы, был только врач. Ты знаешь, отец из тех людей, которые не могут говорить просто так, чтобы ни о чём. По этой же причине он с раннего возраста приучил меня читать. Постоянно. Не было такого промежутка времени, когда кто‑нибудь мог задать мне вопрос "Какую книгу ты читаешь сейчас?", и чтоб я ответил "Никакую!". Хрен там. Пусть я не читал каждый день по несколько часов, но у меня всегда была начатая книга. Новую я получал только тогда, когда заканчивал старую.

– Так вот оно откуда, значит, да? – Ксения широко улыбнулась, хитро глядя на отца.

– Что? То, что я тебя заставлял читать? Ну да. Я на своём примере знал, какую пользу это несёт, поэтому и заставлял. Так вот.

– Ну тебе может и принесло, но я‑то другой человек, – возразила Ксения.

– Какой другой? Такой же самый.

– Пап! Ну я – другой человек. У меня другие интересы, мне хочется другого.

– Ой, доча, не неси чушь. Ты смотришь на меня, старика, и равняешь свои интересы своего возраста с моими нынешними. Чушь! Ты знала меня, когда мне было двадцать? Двадцать пять? Тридцать? Нет, не знала. И не узнаешь уже. Поэтому свои экспертные умозаключения можешь оставить при себе.

Ксения только вздохнула.

– Отвлеклись немного, идём дальше. Я уже не помню, какой конкретно это был доктор, и даже не помню его имени, но самое главное я запомнил на всю жизнь: там, в больничном бараке, у него была секция для карантина. Дверь железная, на ней написано трафаретом "Карантин", и за ней несколько палат. Вроде бы четыре. По две с каждой стороны.

– Это тот же барак, который сейчас под лазарет используется?

– Не совсем. Его перестроили частично, пристройку к нему сделали, наладили здание, где‑то изменили планировку. От старого мало что осталось. Старый барак был предназначен для двух‑трёх больных одновременно. Деревня‑то была маленькая на тот момент. Ну и карантин в придачу. Так вот, в этой секции, в одной из палат у него сидел местный старик. Никто уже не мог точно сказать, сколько ему лет, и имени, вроде как, доктор найти не смог. В деревне его называли кто юродивым, кто сумасшедшим, кто святым, кто как, в общем. Кто‑то говорил, что он бесами одержим. Тем не менее, когда врач в деревне появился, местные попросили его закрыть. Может чтобы подлечить, а может просто – избавиться уже от него. В целом он был не буйный, ни на кого не напал ни разу, но вот некоторые жаловались, что он посреди ночи оказывался у них на кровати. Жутковатая история, на самом деле. Просто рядом ложился и начинал бубнить свои молитвы. А иногда просто у кровати стоял. Как он в дома пробирался, – Егор пожал плечами, – Тоже никто понять не мог. Камер тогда не было. Сейчас‑то можно было бы заснять, а тогда как? Никак. Кто‑то говорил, что дверь забывали закрыть, кто‑то форточку открытой оставлял. Ну он‑то мог и в форточку пролезть. Худой был как спичка, мелкий, в плечах узкий. Мешок с костями. Как будто вообще без мяса. Руками и ногами, наверное, силой воли двигал, а не мышцами. Врач нам утверждал, что бабка, которая незадолго до нашего приезда отправилась на перегруппировку в Ад, рассказывала ему, что когда она девчонкой была, ещё при царе, он уже с ума сошёл и был точно старше её. И уже тогда никто не знал ни имени его, ни возраста. Такой вот любопытный персонаж.

– При царе? Бабка эта ничего не перепутала? – со смехом в голосе проговорила Ксения, – Это если ему при царе лет двадцать было, то… В каком году вы сюда приехали? Дак и какие двадцать‑то? Старый это минимум три, а то и четыре десятка прожил. На те времена. Крестьяне быстро старели.

– В пятьдесят седьмом, за тридцать лет до твоего рождения. Да, я тоже считал тогда. Ему было точно больше двадцати лет, судя по тому, как пересказывал слова старухи этот врач. В общем, тогда этому юродивому должно было быть минимум лет семьдесят где‑то, а то и все восемьдесят. Неплохой возраст для форточника, а?

Ксения молча согласилась. Тридцать лет, – подумала она, – тридцать лет до моего рождения. Где эти тридцать лет? Я ничего не знаю об этом времени. Что происходило эти тридцать лет?

– О чём задумалась? – вкрадчиво, и, как Ксении показалось, довольно спросил отец.

– Эти тридцать лет до моего рождения, что здесь было?

– Я не могу рассказывать об этом. Очень хотелось бы, но я правда не могу. Это опасно для тебя, для меня, для Димки… Для всех, кто меня окружает.

– Почему?

– Существует взаимосвязь между тем, что происходило тогда, и в каком положении в деревне я сейчас. Моя изоляция не с пустого места взялась.

– Опять ты про изолюцию эту, – Ксения по привычке отмахнулась, – Ты в лес ходишь за грибами, на охоту иногда. Какая изоляция?

– Это не та изоляция, о которой ты думаешь. Она не физическая. Она идеологическая. Я – социальный изгой, и даже те, кто приходит ко мне в Нору, не могут делиться новостями Ордена со мной. Этого не делает даже Дима. Ты, кстати, тоже.

– Но!.. Я же рассказываю, чем занималась. Всегда! Каждый раз, когда прихожу, я делюсь.

– Ты делишься своими делами. Только своими, – он ткнул в неё пальцем, – Не делами Ордена. Давай‑ка компотику выпьем.

Отец встал с кресла и отправился к комоду за открывашкой. В это время Ксения задумалась. В попытках вспомнить хоть один раз, когда бы она действительно делилась какой‑либо информацией об Ордене, капитан обшарила все закоулки памяти, но ничего не нашла. Отец вскрыл банку, разлил содержимое по стаканам.