Соболево. Книга первая

– Потому что открыл правду.

– В смысле? Какую правду‑то?

– Дальше поймёшь. И кстати, врач утверждал, что человек этот не спит вообще.

После этих слов Егор исподлобья посмотрел на Ксению, как бы спрашивая, ничего ли ей это не напоминает. Ксения смутилась.

– И знаешь, я когда на него смотрел, я не только отвращение испытывал, но еще и страх. Такой страх, который объяснить тяжело. Парализующий, животный страх. Вот ты смотришь на него, и страшно так, что трясет, но оторваться при этом не можешь, как будто покоряешься ему, как будто тянет к этому ужасу прилипнуть, что ли. Не знаю, как это объяснить. Я… – голос у отца задрожал, он остановился, прерывисто и глубоко вздохнул и решил глотнуть еще компота, – Я не спал потом. Ну, то есть спал, но спал очень плохо, мне всё время казалось, что он рядом стоит, у кровати. Это долго не проходило, и я сильно вымотался тогда.

– А дед?

– Они с врачом войну прошли. На сумасшедших насмотрелись. Поэтому им и не страшно было. Страшно не было, но мне казалось всегда, да и сейчас кажется, что если я испытывал липкий этот страх, то они к нему питали такой же прилипчивый интерес. По нему видно было, что он другой. Мне даже человеком его назвать трудно – язык не поворачивается. Существо. Это было другое существо, как будто грань человека он перешёл. Презрел всё человеческое: стыд, совесть, предрассудки – всё. Ты не знаешь, не читала, но в Библии изначально люди были такие. Ну, то есть, похожие. Не знающие стыда, добра и зла. Их Бог такими создал. А потом, когда они вкусили знание, им открылся стыд и прочее, Бог их изгнал. Так вот этот как будто вернулся туда, к началу, как будто прикоснулся к божественному.

– Библия? Где ты взял её? Это же книга ересей, она под запретом, – почти шёпотом спросила Ксения, подавшись к отцу и по привычке оглянувшись.

– Книга ересей? Тогда и Симеон еретик. И все мы. Весь ахнаиризм – инверсия этой книги. Ну или почти весь.

Ксения подалась назад, навалившись на спинку кресла. В глазах её, широко распахнутых, показалась растерянность.

– У отца этот сумасшедший вызвал неподдельный интерес, как я уже говорил, и они решили его безумие поглубже исследовать. Вместе с врачом. Как же ж его звали?.. Не помню, хоть убей. Да и сейчас уже нет того, кто мог бы вспомнить. Коллективная амнезия, – отец усмехнулся, – В общем, начал отец с ним регулярно общаться, пытаться выяснить, откуда он, сколько лет ему, и всё такое. Ну а чем ему в деревне еще было заниматься? Тут хоть какая‑то исследовательская деятельность подвернулась. Он пусть и не психиатр, но всё же химик, голову надо чем‑то занимать. Они так довольно долго с ним ковырялись, пока в один прекрасный день пророк не услышал, что отец химией занимается. Я подробностей не знаю, но вышло так, что как только он услышал об этом, сразу в решетку вцепился, довольный такой стал, начал отца звать. Отец, значит, как он рассказывал, подошёл к решётке, а сумасшедший начал ему числа диктовать, по кругу. Четыре или пять комбинаций надиктовал точно. Вроде так. Да, кажется так. В общем, отец голову не долго ломал, почти сразу числа эти узнал и понял, что это удельная масса элементов. Так закончились его психотерапевтические увлечения и начались химические.

– Удельная масса элементов? Рецепты какие‑то?.. Так вот откуда он получил рецепт этого наркотика?.. Так ведь пророк этот сумасшедший был! Откуда он‑то знал какие‑то там удельные массы веществ и вот это вот всё? Не складно как‑то звучит. Ты не прикалываешься надо мной, пап?

– Прикалываешься? Прикалываешься?! – Егор грозно посмотрел на дочь, – Я рассказываю тебе то, что было. То, что я своими глазами видел! Больше этого никто уже тебе не расскажет, кроме Виктора! И не наркотики это! Ты что, до сих пор… – в этот раз уже он махнул рукой, понимая, что пока не закончит, спорить бесполезно, – Ай, ладно, в тысячный раз даже объяснять не хочется.

– Ладно, пап, хорошо!.. – поторопилась успокоить отца Ксения, – Продолжай пожалуйста. Что это тогда? Если не наркотик, то что? Я сто раз видела, как ведут себя люди после причастия, это же очень похоже на наркоту! Не всегда, но порой всякое случается…

– А ты откуда знаешь вообще, как наркотики действуют?

– Ну так, слышала, видела на вылазках всякое…

– Ну, это не они. И формул там было много. Я не могу утверждать точно, сколько именно Виктор уже разгадал, но началось всё с трёх. Когда первый состав был готов, мы пошли опять к этому пророку. Я отнекивался как мог, не хотел идти, но разве отцу было дело?.. Ещё похуже меня был в этом плане. В общем, пришли мы, отец пророку про свои успехи рассказал и показал колбу с составом. А тот и говорит, мол, дай понюхать. И отец дал. И пророк этот, когда понюхал и убедился, что всё как надо, весь дёргаться начал, как будто пританцовывать, знаешь, но движения были резкие у него такие, рваные, неупорядоченные, не плавные и не живые какие‑то. Вот представь его: весь в дерьме, грязный, голый, трясётся как демон… Потом кувыркаться начал, смеяться. Сильно обрадовался, видимо. Было чему. В общем, в конце концов успокоился, опять к отцу и говорит ему, мол, ты выпей, выпей водичку эту. А потом пальцем в яму свою тычет и добавляет, так вкрадчиво и шепотом, мол, Его‑о‑о, Его‑о‑о услышишь, понимаешь? Я этого не выдержал, вырвался из руки отцовской и на улицу убежал. Не смог больше смотреть на него и голос его слушать. Да и отец уже как опьяненный был, про меня и думать забыл. В беседу с этим существом погрузился.

Егор Викторович вздохнул и спрятал лицо в ладонях. Вздохнул прерывисто, будто плачет. Когда он убрал руки, чтоб глотнуть компота, Ксения заметила наворачивающиеся на глазах старика слезы.

– Это был последний раз, когда я видел отца нормальным. Последний раз. Он умер в тот день, пророк его убил своим предложением.

– Как это убил? – вмешалась Ксения, – ты чего, пап? Вон он, живой. Живее всех живых!..

– Это не он! – рыкнул Егор и тут же осёкся, – Извини.

– Ничего, пап, бывает. Тебе тяжело рассказывать? Может, завтра продолжим?

– Нормально. Не, давай сегодня. Я это каждый день вспоминаю, но рассказывать об этом оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Так, с годами, пока всё это только в своей памяти держал, начал иногда думать, что всё это не по‑настоящему было. Понарошку. А сейчас, когда тебе рассказываю, всё снова мясом обрастает. Снова настоящим становится.

– Почему ты говоришь, что дед в тот день, ну, умер? – осторожно спросила Ксения.

– Потому что он стал одержим этой идеей. Ему захотелось услышать. Уж я не знаю, что там ему пророк понарассказывал за всё то время, пока они с ним говорили без меня днями напролёт, но что‑то, видимо, на отца сильное влияние оказало. Однако, состав он пробовать не спешил. Разумный человек всё‑таки, ученый. Сперва решил на животных пробовать.

Егор остановился и замер, взглядом устремившись в пустоту. Ксения поняла, что он вспоминает, и воспоминания эти держат его в плену. Будет действительно лучше, если он сейчас выговорится, – подумала она. Вот только внутри у неё, где‑то в самой глубине, начал зарождаться страх. Страх того, что вся эта история, которая погружается всё глубже и глубже в пучину безнадеги и несчастья, действительно может оказаться правдой. Той самой правдой, которая разрушит её мир, как говорил Дима и как считает её отец. И если это всё же так, то кто же тогда тот человек, которого она считает своим дедом?..

– Он долго исследования проводил, – неожиданно продолжил отец, отрывая Ксению от мыслей, – Сперва он где‑то на месяц погрузился в книги. Выписывал их из городской библиотеки, да и в местной было кое‑что.