Сокрушенная империя
Дилан смотрит на меня с едва заметной улыбкой на лице.
– Да. Но он любит тебя, Бьянка.
– Так же, как и Коул. – Сойер промокает глаза салфеткой. – Все мы.
В следующее мгновение Сойер уже больше напоминает бормочущую рядом со мной лужицу.
– Прости, что не рассказала тебе об аварии. Я просто не хотела, чтобы тебе было больно.
Сойер всегда была чувствительной, но то, как давит на нее эта ситуация, пробуждает во мне желание обнять ее.
Дилан смотрит на меня грустными глазами.
– Мы пытались защитить тебя. – Она берет Сойер за руку. – Надеемся, ты сможешь простить нас.
Мое сердце начинает ныть. Несмотря на то, что я все еще расстроена, мне понятно, что они хотели только лучшего.
– Я вас прощаю, – говорю я. – Просто не врите мне больше.
Дилан улыбается.
– Договорились.
Сойер высмаркивается. Громко.
– Мне так жаль.
Я не могу не засмеяться, заключая ее в объятия.
– Боже, ты такая добрячка.
Она шмыгает носом.
– Мне не нравится мысль о том, что я причинила тебе боль.
Я достаю еще одну салфетку и вытираю потекшую тушь с ее щек.
– Ты не специально.
Делаю еще один глоток кофе, и вдруг вспоминаю о вчерашнем воспоминании. Теперь, когда мы помирились, я надеюсь, они смогут помочь мне.
– Так, – начинаю я после того, как Сойер успокаивается, – я кое‑что вспомнила.
Дилан и Сойер переглядываются.
– Что? – спрашивает Дилан.
Я смотрю на круассан на тарелке.
– Кое‑что связанное с Оукли.
Очевидно, я сходила по нему с ума, несмотря на то, что он меня отшивал. Тем не менее я не могу понять, как мы оказались в одной машине. Он спасал меня от очередного самоубийства? Мы ехали в магазин? Вместе убегали в закат?
Последнее очень сомнительно, поскольку он ненавидел меня, но все же. Есть масса вариантов, и мне не нравится, что я не знаю, какой из них правда.
– Вы знаете, почему мы оказались вместе в ночь аварии?
Сойер качает головой.
– Нет.
Дилан опускает взгляд в чашку кофе.
– Дилан? – уточняю я. – Что ты знаешь?
Она тяжело вздыхает.
– Я люблю тебя, Бьянка, но я не должна рассказывать тебе об этом.
– О чем?
Она закрывает глаза.
– Слушай, мы тогда не были друзьями, так что ты не рассказывала мне ничего о ваших с Оуком отношениях, да и он тоже практически ничего не говорил. – Откинувшись на спинку стула, она складывает руки. – Но даже если бы это случилось, не я должна тебе это рассказывать, а он.
– Учитывая то, что он отказывается со мной разговаривать, я не могу ничего у него спросить, – замечаю я.
Нахмурившись, Дилан снова смотрит на свою чашку.
– Может быть, оно и к лучшему.
Я совершенно с этим не согласна.
– А, может, ты убедишь его перестать вести себя как упертый баран и, наконец, поговорить со мной?
Она качает головой.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Да она издевается.
Я прищуриваюсь, показывая свое раздражение.
– Давай‑ка уточним. Ты не собираешься отвечать на мои вопросы и отказываешься попросить его поговорить со мной? Я думала, мы друзья, Дилан.
– Так и есть. – Она морщит лоб. – И, как твоя подруга, я не хочу тебе врать. Но я не стану отвечать на вопросы о тебе и Оукли. Он мой двоюродный брат, и я люблю его, а еще я люблю тебя и Джейса, что ставит меня в очень сложное положение, ведь твой брат его ненавидит, и Оук виноват в этой аварии. – Дилан смотрит на стол. – Мне правда жаль, но я устала от того, что меня разрывают на три части, поэтому я лучше не стану в это ввязываться.
Меня злит, что Дилан не дает мне никаких ответов, но она, очевидно, не изменит свое мнение, поэтому я могу только принять ее решение.
– Ладно. – Я поворачиваюсь к Сойер. – Мы тогда дружили. Что ты знаешь о моих отношениях с Оукли?
Сойер едва не давится кофе.
– Ничего.
Я обессиленно смотрю в потолок.
– Господи, Сойер…
– Я серьезно, – объясняет она. – Ты ничего мне не рассказывала. – Сойер делает еще один глоток. – Поверь мне, я удивилась не меньше тебя, когда узнала о вас двоих.
Я как будто хожу по замкнутому кругу.
– Что узнала?
– Я не знаю, – настаивает Сойер. – В смысле… как‑то раз я подслушала, как вы ругались из‑за того, что ты пробралась к Оукли в постель посреди ночи, а он тебя отшил. Но, кроме этого, ты ничего мне не говорила.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. Я знала, что старая Бьянка была скрытной, но то, что она не рассказывала Сойер – или кому‑либо – об Оукли, ставит меня в ужасное положение. Тогда мне в голову приходит идея. Может быть, Сойер и не знает ничего о нас с Оукли, но, возможно, я рассказывала ей что‑то о Хейли. Особенно почему я так ненавидела ее.
Сделав большой глоток кофе, я решаю зацепиться за это.
– Забыли про Оукли. Есть еще кое‑что, чего я не понимаю.
Дилан замирает с кексом в руке.
– Что?