Сокрытые
Точно зачарованные, десятки свидетелей нырнули в белое облако, окружили место происшествия. Человек в первом ряду пожирал глазами того, кто находился рядом с бездыханным телом. Но едва вдалеке завыли сирены, он очнулся, схватил за шиворот мальчишку с ранцем и вытащил того за пределы круга. Вернувшись, человек рявкнул:
– Уберите отсюда детей! Здесь опасно! Это Туманный!
Часть первая.
Сомнение
Глава первая
Раньше мне нравилось представлять себе огромный, залитый светом зал с длинными рядами кресел. Для удобства они были расставлены группами, словно в театральном партере, точно так же обиты красным бархатом и плавно изгибались в спинках. Но их занимали не зрители, готовые внимать высокому искусству, а те, кто любит записывать сны. Люди по очереди заходили в мой зал, неторопливо рассаживались, а когда свободные места заканчивались, я поднималась на сцену и задавала главный вопрос: зачем мы это делаем? Все, конечно, тут же отвечали мне, и у каждого находился особый повод, убедительное оправдание бесполезной в общем‑то привычке; они спорили между собой, пытаясь выяснить, кто лучше понимает ее смысл, в чем‑то даже соглашались, а встретив полного единомышленника, горячо обнимали его, родного теперь человека. Я твердо верила, что жизнь потеряет добрую часть очарования, если из нее исчезнут сны и сама память о них, поэтому по вечерам клала на тумбочку около кровати раскрытый блокнот. Раз в несколько месяцев его страницы расцветали четкими, подробными образами, но в большинстве случаев жестокое утро забирало все ценное, оставляя мне скупые обрывки фраз, не связанные между собой детали событий да отголоски идей, невесомо затаившихся на краю сознания.
Помню, в день, когда начались видения, я сидела в постели, снова и снова перечитывая последнюю запись в блокноте. «Уходи отсюда, не трогай меня!» – визжали слова, нацарапанные остро заточенным карандашом пару минут назад, а в ушах неприятно звенело. И откуда взялся этот звон, если я не кричала? Вздохнув, я рухнула обратно на подушку и крепко задумалась. Кажется, то существо снилось мне прежде, но не настолько ярко: в памяти засели очертания высокой фигуры и ощущение ужаса от пронзительного взгляда. Я даже не понимала, мужчина передо мной или женщина, человек или зверь, но существо смотрело мне прямо в глаза, а я стояла съежившись – маленькая, слабая, беззащитная – и почти сразу перестала сопротивляться, просто сдалась. Все равно вокруг нас стеклянные стены без дверей: от него мне не сбежать и ничего не утаить.
Сегодняшний сон чем‑то напоминал старую легенду о тех, кого в прошлом называли Живущими в тумане. Впервые я услышала о них, едва мне исполнилось шесть. В тот год родители занимались важным исследованием, часто задерживались на работе допоздна и просили знакомых присмотреть за мной. Кто‑то соглашался охотно, и тогда мы весело играли, пели песни, смотрели мультфильмы; кто‑то считал достаточным разогреть ужин и вовремя отправить ребенка в постель. Больше всего мне нравилось проводить вечера с нашей соседкой. У нее были добрые ясные глаза и седые волосы, уложенные в пышную прическу. Жаль, ее имя вылетело из головы. Та женщина знала уйму интересных историй, а однажды поведала страшную тайну. «Запомни, милая, – сказала она, – порой можно встретить человека, который способен сделать чуть больше, чем остальные. Ты учти, речь сейчас идет не о простых талантах, их‑то природа раздает щедро, бери да пользуйся, коли сумеешь. Нет, детка, тут штука посложнее: среди нас живут люди сродни волшебникам из твоих книжек. Они предсказывают будущее, мысленно передают сообщения через тысячи километров и делают еще многое‑многое другое! Конечно, верят им далеко не все, над ними даже насмехаются, называют обманщиками или безумцами, но я видела их возможности своими глазами, ближе, чем тебя сейчас!»
Это взволновало меня. Стоило родителям вернуться домой, я бросилась к ним с расспросами, но они, сердито глянув на соседку, ответили, что им ничего не известно, а подобные разговоры – обычные суеверия и глупости, и обсуждать их – значит тратить жизнь попусту. Пару дней спустя мама объявила радостную новость: исследование окончено и теперь она будет возвращаться домой вовремя. Еще меня настоятельно попросили не беспокоить никого своими россказнями об особенных людях. Соседку с тех пор я изредка встречала на улице, она держалась подчеркнуто холодно: вежливо кивала в ответ на приветствие и проходила мимо. Лишь раз она задержалась на несколько секунд, упрекнула меня за болтливость и шепнула, что Живущие в тумане, благодаря своим способностям, могут оставаться неузнанными до тех пор, пока сами не захотят раскрыть себя. Больше женщина не сказала мне ни единого слова, а через три месяца скончалась от пневмонии. В ее дом тут же въехали дальние родственники, довольно неприятная супружеская пара; они жили замкнуто и почти не выходили на улицу, предпочитая общество друг друга. Время от времени разлетались слухи о странных событиях, происходивших в окрестностях. Наверное, те истории были откровенными выдумками, но я верила в них и связывала с теми, кого так желала найти. Я представляла Живущих в тумане настоящими героями – с благородными лицами в красивых, развевающихся одеждах, мечтала когда‑нибудь познакомиться с ними, а еще лучше – стать одной из них. Теперь‑то смешно вспоминать об этом, но детство, проведенное в Калмси, маленьком городке на краю леса, где главное развлечение мужчин – охота на птиц, а удел женщин – ожидание счастья, немало поспособствовало буйству фантазии. Уж очень колоритно выглядела местная природа.
Все изменила реальность, которая рано или поздно вмешивается в беззаботную жизнь, вычеркивая из нее волшебство. Мама с папой хотели дать мне лучшее образование, поэтому выбрали престижную школу в часе езды от дома. Там преподавали отличные учителя, но нагрузка была слишком высокой, и в восемь лет я тяжело заболела. «Нервный срыв, – пожимая плечами, говорили родители в ответ на расспросы знакомых. – Она у нас оказалась такой слабенькой, даже удивительно». Тот год запомнился мне плохо, следующий – еще хуже, но именно тогда сны и грезы перестали иметь значение, потускнели, смазались, и я надолго забросила свой блокнот. Наивная красота детства ушла безвозвратно, а вместе с ней пришлось распрощаться с мечтами об избранности, о будущем, полном приключений и невероятных свершений. Потом я выросла, и, хоть снова записывала сны, в двадцать восемь лет мне было очевидно: Марта Кержес – самый обыкновенный человек.
Я закрыла глаза, устроилась поудобнее и снова попыталась восстановить подробности ночного кошмара, но ничего не шло на ум. Хорошо хоть основную идею удалось ухватить, вдруг получится как‑нибудь использовать ее. Лучи солнца пробрались в щель между плохо задернутыми шторами и упали мне на лицо, заставив поморщиться. Ненавижу рано просыпаться. Меня ждут сегодня в ресторане к восьми часам вечера, а впереди целый день. Можно еще немного поспать, а потом вдоволь нагуляться, пообедать в каком‑нибудь уютном кафе на другом конце города, вернуться к себе и закончить статью для газеты. Или лучше поработать сегодня подольше? Задремать не вышло, я опять зевнула, потянулась и решительно спустила ноги с кровати: пора вставать.