Сокрытые

– Ты излишне доверчива и любопытна, – безапелляционно заявил мужчина, сидящий под портретом, – вот и тянешь все на себя. Уверен, у тебя часто спрашивают дорогу или просят денег.

– Так и есть, – усмехнулась я. Почти каждый день ни с того ни с сего со мной заговаривал кто‑нибудь на улице, а Джилл шутила, что даже на необитаемом острове у меня обязательно найдутся собеседники. – Я привыкла к этому, но без вас сегодня бы не справилась. Спасибо вам и, пожалуйста, простите мое поведение в машине.

– Не стоит благодарности, – отмахнулся он, расплываясь в улыбке, – и мы же перешли на ты, помнишь?

Я кивнула. Фабрис спокойно смотрел куда‑то в потолок, поглаживая седую бороду. Его не удивила моя история, а может быть, он просто никогда не терял выдержки. Адилин наклонилась ко мне и мягко спросила:

– Дорогая, а ты сама‑то понимаешь, что именно видела?

От ласковых интонаций, внимания, которым окружили меня двое пожилых людей, горького запаха ромашки и тепла этого уютного, гостеприимного дома в глазах защипало. Человек в кресле весь подался вперед, безмолвно требуя ответа, и глядя ему куда‑то в плечо, я прошептала:

– Мне кажется, я вижу чувства.

Насколько бы абсурдно не прозвучало последнее заявление, все в комнате моментально расслабились. Адилин замурлыкала под нос какую‑то мелодию, подливая чая нам в чашки, а Фабрис с улыбкой воскликнул:

– Ах чувства, прекрасное порождение душ человеческих! Вам так повезло, зачем же расстраиваться! Вы ведь знаете, кто мы такие? – Он обвел рукой присутствующих. – Мы не самые простые люди. Даже если вы не решаетесь поверить, это вовсе не означает, что вы не знаете, Марта. Предлагаю подсказку: раньше бы нас назвали Живущими в тумане.

– Так, значит, это правда! – пробормотала я.

Наконец‑то передо мной сидел тот, о ком я мечтала с самого детства! «Столько лет ожидания, неверия, надежд – думала я, – и вот я с ним! Но Фабрис говорит про всех. Неужели все здесь имеют способности, неподвластные остальным людям? И эта Адилин, и тот худой… Как, кстати, к нему обращались? Вроде бы Альберт. Да, точно Альберт. Альберт…»

Уснувшая было тревога снова зашевелилась, когда я вспомнила, откуда мне знакомо это имя. В Лардберге оно не в чести, и мальчиков теперь редко так называют, опасаясь насмешек. А все из‑за него, человека, потерявшего не меньше трети веса, постаревшего, загоревшего, изменившегося почти до неузнаваемости, но надевшего сегодня белоснежную рубашку с жестким воротничком, которая так похожа на медицинский халат с фотографий в газетах.

Альберт Керн замер в своем кресле, положив длинные руки на подлокотники, и внимательно наблюдал за мной; напряженное тело выдавало волнение, он походил на зверя, готового к прыжку. Но куда он устремится: вперед – здоровый, смелый хищник – или отступит в логово зализывать очередную рану? Что‑то творилось с ним: заботливый незнакомец с теплым шарфом уступал место другому, и тот, другой, не прятал лицо, наоборот – смотрел открыто, смело. Молодая женщина с портрета на стене беззвучно смеялась над происходящим, стоя к нам вполоборота и прижимая к груди букет полевых цветов. Длинные черные волосы отброшены за спину, голова слегка откинута назад, низкий вырез розового платья демонстрирует тонкую шею и мягкие плечи. Изабелла – вот как она выглядела! Я с ужасом поняла, что не имею ни малейшего представления о способностях людей в этой комнате, а вот мое самообладание снова подводило. Я отвела глаза, борясь с желанием забиться в угол – пока не слишком поздно, пока видение не поглотило меня – лишь бы исчез сияющий поток, медленно ползущий от Альберта. Он, может быть, и хищник; я – точно трусиха.

– Ты… – короткая запинка наверняка сказала ему даже больше, чем сам вопрос. Ребяческий, бестактный, оскорбительный вопрос. – Ты тот самый, да?

Подлокотники кресла жалобно скрипнули, когда Альберт с силой сжал их и поднялся, продолжая изучать меня.

– Да, я тот самый, – наконец подтвердил он. – Только я не убивал Изабеллу. Запомни это, пожалуйста.

Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

 

Глава четвертая

 

– Вы должны его простить, Марта, – с тяжелым вздохом сказал Фабрис, бросив нежный взгляд на портрет Изабеллы. – Он действительно не виноват в гибели моей дочери. По крайней мере, виноват не больше, чем все остальные, не сумевшие вовремя заметить, насколько серьезна опасность. Мы не помогли ей, хотя очень любили, и, поверьте, прошло немало времени, прежде чем мы научились жить без нее. Полицейские арестовали Альберта в тот вечер по ошибке, а через несколько дней во всем разобрались, отпустили его, но молву уже никто не мог остановить. Те протестующие навыдумывали невесть что! Ладно, хватит об этом. Похоже, я в очередной раз ввел вас в заблуждение, когда сказал, что мы все здесь Живущие в тумане. Позвольте прояснить: меня давно приняли в этот круг, как хранителя тайны, пусть я и не обладаю способностями, схожими с вашей. Они были у Изабеллы, есть у Альберта и, конечно, у нашей прекрасной Адилин. А я всю жизнь посвятил изучению истории в самых разных ее проявлениях. Я действительно могу рассказать и о прошлом, и о том, что происходит в настоящее время, и даже предположить множество вариантов далекого будущего, но это работа моего ума. Вы же, по всей видимости, сами того не желая, очень хорошо распознаете чужие эмоции. Это не магия, не колдовство, не дар свыше, а тяжелый труд. Вы умеете воспринимать вещи такими, какие они есть в действительности, наблюдать за ними и проникать в их суть. Понимаете, Марта, человек может ощущать определенные вибрации, но только если научится концентрировать на них все свое внимание. Многие, очень многие, впервые обнаружив в себе что‑то, выходящее за рамки их представлений о мире, теряются и всячески начинают убивать в себе эту, если позволите сказать, странность, пока она окончательно не погрязнет под слоем комфортной обыденности. А есть те, кто не боится, кто, ощутив в себе способность к большему, не отпускает ее. Но с ними тоже трудно: далеко не все используют навыки во благо, а как узнать, кто перед тобой? Вот невежды и начали сторониться таких, как вы, сочинять небылицы, оговаривать, преследовать. Но не будем о грустном, сейчас вы среди друзей. Мы называем себя Сокрытые, так было сказано в одном из старых текстов, и с большой радостью приветствуем вас!

– Сокрытые? – нахмурилась я. – Не слишком ли много у вас названий?

– Ничуть! – засмеялся Фабрис. – Люди любят давать всему названия, а потом бесконечно уточнять их, корректировать, как будто это помогает выразить суть. Будто бы так понятнее, с чем имеешь дело.

– Лично я терпеть не могу, когда нас связывают с туманом, – добавила Адилин, сморщив нос. – Он появляется, только если Сокрытый себя не контролирует, а это обычно случается с новичками.

– Ясно, – кивнула я. – А вы всегда жили в этом переулке?

– Я родился здесь, – ответил Фабрис. – Альберт много путешествовал, вернулся в Лардберг пару лет назад. Адилин тоже не любит сидеть на одном месте, сюда она перебралась этой весной. С тех пор мы за вами приглядываем.

– За мной? Но как вы вообще узнали обо мне?

– Вы очень похожи на свою бабушку Анну. – Фабрис улыбнулся и обменялся теплым взглядом с Адилин.

– Да и фамилия в последнее время на слуху, – кивнула та.