Сопрано и флейта. Оратория в прозе

Его лицо делалось кисло‑презренным. Дурни похотливые. Речь идет об искусстве. Планов своих он, конечно, не выдавал, да и никто особо его и не подозревал в желании жениться, было это как‑то нелепо предполагать. Все друзья его на тот момент были женаты, некоторые не по одному разу, и предполагать, что кто‑то ищет себе именно жену, не приходило и в голову. Дела же компаньонов, как ни удивительно при таком альянсе, начали двигаться. Саня мастерски рисовал бюджеты, диаграммы роста доходов, Люба темпераментно убеждала всех, что важнейшим из искусств является опера, применяя перед началом встречи неопровержимый аргумент: заходя в помещение, она оглядывала потолок и стены и с непререкаемым видом выдавала фразу: «Интересно, какая здесь акустика?» – после этого во всю мощь своих луженых связок выдавала фиоритуру в удобном ей диапазоне. Если кто‑то имел счастье слышать сопрано с природно поставленным голосом в метре от своего уха, имеет представление о производимом эффекте. От неожиданности может смести со стула. Это производило нокаутирующий эффект. Люди исподволь начинали понимать, почему залы так неистово аплодируют по окончании оперного спектакля. Все становились рады, что все кончилось… и можно идти в гардероб. Но это в театре… Из кабинета так просто эта парочка выйти дать не могла. Чем‑то они напоминали приодевшихся лису Алису с котом Базилио. Так что некоторых удавалось уговорить. Концерты они проводили в московских усадьбах, придавая мероприятиям натянутый лоск. Нужно сказать, что почти всем зрителям нравилось. Музыканты были высококлассные, певцы – лучшие солисты своих театров, качество было очень высоким. Саня натужно пытался руководить процессом. Люба во всю силу своего взбалмошного характера стремилась этот процесс разрушить. На этой почве каждый концерт проходил для них в исключительно нервозной обстановке с полным приложением сил. Ругались они беспощадно. Хотя называли друг друга исключительно на «вы». Оба были, да и есть, исключительно настырны в достижении своих «хотелок», поэтому после долгих препирательств Сане приходилось уступать, ибо Люба всегда шла олл‑ин. У нее такое жизненное кредо: в спорной ситуации ставить на кон все. Не считаясь с перспективой, что все же можно и потерять. Мстил Саня по‑еврейски. Он обсчитывал Любу. Благодаря тому, что ей было очень скучно проверять таблицы с дебетом‑кредитом, он просто ее дурил. С каждого концерта он брал себе десять тысяч долларов, а Любе давал три. Так вот он понимал работу компаньонов пятьдесят на пятьдесят. Он же тоже художник, он так видел! Деньги он обналичивал у своего друга Марка. У того был небольшой, но достаточно доходный бизнес, связанный с интерьером, собственное производство и офис на Зубовском бульваре. Семья Марка жила в Германии, а сам он мотался туда‑обратно, как на вахту, по две недели. Они были знакомы со студенческих времен, хотя учились в разных институтах. Связывало их кавээновское прошлое. Вместе в далеком 1988 году ездили выступать под эгидой башкирского сельхозинститута в Москву. Где их безжалостно вывели на команду МГУ и опустили на задницу самым тривиальным способом. Вырезали в трансляции все заключительные фразы. Зрители плевали им вслед, когда они вернулись в Уфу, позор был неизгладимым. Марка впечатлило во время поездки и совместного похода в буфет, что у Александра деньги хранились в кошельке на защелочке, который он почтительно разглядывал перед тем, как достать оттуда рубль. У всех остальных в обычной жизни деньги хранились просто в кармане. Потом им довелось готовить вместе закуску к выпивке после репетиции, и оба сошлись на том, что нужно придать пьянке некую эстетику: решили делать канапе из черного хлеба, шпротного паштета и костромского сыра. На этом и сдружились. Приятельствовали в Уфе, пока Саня защищал диссертацию, а Марк «бизнесил», пытались совместно заработать денег, поругались, Александр уехал в Лондон, Марк в Берлин, и оба вернулись в Москву, найдя веские причины оставить жен с детьми в благословенных странах, а самим рвануть на свободу. Москва тогда сильно к этому располагала. Такая жизнь на две страны приятелей очень устраивала, чего не скажешь об их женах. Обоим приходилось выкручиваться… Они были ровесники, выходцы из одной среды и культуры, можно сказать, жили оба недалеко от Арбата на съемных квартирах, и интересы на тему женского пола и легкой выпивки по любому поводу сильно их сближали. Дружба их раскололась об Любу, но об этом позже. В данный момент им было чуть за сорок, заработки позволяли вести веселую жизнь, и они не гнушались этим пользоваться. В описываемый момент оба были влюблены, что не мешало Сане искать жену, так как его избранница не собиралась выходить за него замуж. А Марк вообще не рассматривал возможности круто менять свою жизнь, просто не было в планах. За подобную легкомысленность впоследствии пришлось тяжело расплачиваться, законы сохранения работают везде и неумолимо. За все приходится в жизни платить. К сожалению, это вовсе не банальность, а суровая правда жизни.

Санина избранница была из города Минска, у нее была своя юридическая компания, густые черные волосы и высокая грудь. Познакомился он с ней в ресторане «Петрович», гнезде тогдашней московской интеллигенции либерального толка. Она была одной из немногих красивых женщин, которую Сане удалось затащить в свою постель. Предполагается, что она одаривала нечастой близостью нашего героя исключительно из‑за возможности проживать на его жилплощади. Причем, приезжая в Москву, она зачастую притаскивала с собой своего друга, тоже минчанина, который считался колдуном. Колдун был явно необразован, лыс, мускулист и уверен в себе. Наташа, так звали возлюбленную Александра, беспрекословно слушалась колдуна, раболепно смотрела в глаза и бегом выполняла любую его команду. Влюбленный Саня усиленно этого не хотел замечать, хотя все говорило о том, что истинную страсть знойная минчанка выливала именно на этого субъекта.

 

Марк же был абсолютно, по уши влюблен в практически свой идеал женщины. Высокая, стройная, легкая, длинноногая, интеллектуалка, знающая несколько языков, с блестящим образованием и мягким характером. Настоящая горожанка, москвичка в хорошем смысле этого слова. До этого он не позволял себе заводить романов, зная, чем это может обернуться. Но тут не справился с собой… Затянуло, как в омут. Омут был в карих, с лукавым прищуром глазах, в непринужденной изысканности, которую она органично демонстрировала, не обращая на это внимания, в мгновенной реакции на происходящее и в умении делать сотню дел одновременно, ничего и никого не забывая. Марка с Аней свела работа в одном здании, на том же Зубовском бульваре. После обмена телефонами Марк, недолго думая, пригласил ее на ужин. В тот же ресторан «Петрович», якобы по делу. Ничего не подозревавшая девушка пришла, предполагая, что это деловая встреча, и была несколько удивлена вдруг рассыпавшемуся в комплиментах своему новому знакомому. Марка же несло, как парусник, поймавший ветер. Паруса надулись, такелаж пришел в готовность, пронеслась команда: «Свисать всех наверх!» Якорная цепь оборвалась, налететь на рифы осталось лишь делом времени… Корабль проскочил мимо нужной гавани, со всего размаха пробил днище и чуть не затонул. Но это позже… А в тот момент у него вдруг проснулась страсть к эпистолярному жанру. С первой встречи Аня ушла быстро, сославшись на то, что муж придет с работы, нужно быть дома. Когда шпангоуты крепки, что может остановить судно, отчалившее от берега в неизвестном направлении? Да ничего… Подумаешь, муж… Когда же с самим тобой обратятся подобным образом, то ничего приятного в этом, оказывается, нет. За все приходится платить.

Марк засыпал Аню бесконечными эссе, ее электронный почтовый ящик был забит как бы отвлеченными от темы, но недвусмысленными повествованиями о чувствах, которые некий мужчина должен испытывать к такой женщине, как она… Нужно заметить, что вдохновение Марка подпитывалось поощрением его визави к подобным письмам. Хотя откровенную симпатию она не демонстрировала, но, видимо, по доброте душевной хвалила вдруг откуда ни возьмись проявившуюся тягу к сочинительству.