Советы юным леди по безупречной репутации
Никто и вообразить не мог, что граф, мужчина здоровый и крепкий, скоропостижно скончается от воспаления легких. И теперь положение Элизы, овдовевшей в двадцать семь лет, не родившей сына, который унаследовал бы титул, оставляло желать лучшего. Пятьсот фунтов в год… Люди могут прожить и живут даже на меньшие суммы, но в этом вопросе Элиза была согласна с отцом. Десять лет замужества за человеком, который был сильнее привязан к своим лошадям, чем к жене, десять лет заточения в холодном, внушающем ужас Харфилд‑холле, десять лет тоски по жизни, которая у нее могла бы быть, если бы судьба распорядилась иначе… Учитывая, от чего… от кого Элизе пришлось отказаться, пятьсот фунтов в год выглядели жалкой подачкой.
– Если бы она подарила ему сына… – посетовал мистер Бальфур, кажется, в пятый раз.
– Она старалась! – отрезала миссис Бальфур.
Элиза крепко стиснула зубы и ощутила, как под столом ее руку сжала кузина – мисс Маргарет Бальфур.
Часы пробили половину первого. Собравшиеся уже полчаса ждали нового графа Сомерсета, без чьего присутствия нельзя было начинать оглашение завещания. Сердце Элизы замерло в предвкушении. Несомненно… несомненно, он скоро появится.
– Возмутительно, – проворчала миссис Бальфур с застывшей скорбной улыбкой на лице. – Он уже опоздал на девять месяцев и опаздывает сегодня. Разве это не возмутительно, Элиза?
– Да, мама, – машинально откликнулась та.
Всегда проще согласиться, хотя, уж если честно, вину за необычную задержку следовало возложить на старого графа, а не на нового. Именно старый граф оговорил условие, по которому завещание воспрещалось оглашать, пока не соберутся вместе все упомянутые в нем персоны. Новый граф Сомерсет – племянник мужа Элизы, а ранее предполагаемый наследник, капитан Кортни – находился в Вест‑Индии, когда в апреле скончался его дядя. Кроме того, в восемнадцатом году морские путешествия длились чрезвычайно долго, а посему опоздание капитана Кортни было объяснимо. Утомительно, но объяснимо.
Все, кто находился сейчас в библиотеке, прождали много месяцев, и сегодняшняя задержка уже давала о себе знать: достопочтенная миссис Кортни (невестка старого графа и мать нового) не отрывала взгляда от двери, ее дочь леди Селуин недовольно барабанила пальцами, в то время как лорд Селуин, скрывая волнение, развлекал присутствующих байками, призванными напомнить, какая он важная персона.
– И тогда я сказал ему: Байрон, старина, вы просто обязаны написать эту вещицу!
Сбоку от него, в центре комнаты, сидел поверенный Сомерсета мистер Уолкот и с вымученной улыбкой перекладывал бумаги. Все изнемогали от нетерпения, но сильнее остальных терзалась Элиза. С каждым тиканьем напольных часов ее тревога достигала все более опасных высот. Прошло десять лет. Десять долгих лет. И сегодня она снова увидит его. Неужели это действительно произойдет?
«Возможно, он так и не появится».
Жизнь, полная разочарований, научила ее одному полезному качеству: всегда быть готовой к худшему. Допустим, он перепутал даты, допустим, его карета разбилась, допустим, он решил вернуться в Вест‑Индию, лишь бы не встречаться с Элизой. Опаздывать – это на него не похоже, он всегда был очень пунктуальным. По крайней мере, пунктуальным был джентльмен, которого она когда‑то знала. Он мог измениться.
Наконец, когда часы пробили без четверти час, дверь открылась.
– Высокочтимый граф Сомерсет, – объявил дворецкий Перкинс.
– Приношу глубочайшие извинения за опоздание, – произнес лорд Сомерсет, входя в библиотеку. – Дороги коварны после дождя.
Отклик Элизы был мгновенным. Сердце забилось быстрее, дыхание пресеклось, желудок сжался, и она встала – не из вежливости, а потому, что ее подбросила на ноги прокатившаяся по всему телу волна узнавания. Все прошедшие месяцы она представляла себе этот момент и тем не менее оказалась к нему совершенно неготовой.
– Оливер, мой дорогой! – просияв, устремилась к сыну миссис Кортни, а за ней по пятам проследовала леди Селуин.
Сомерсет по очереди обнял мать и сестру.
Миссис Бальфур поцокала языком, не одобряя такое нарушение приличий, – по этикету граф должен был сначала обратиться к вдовствующей графине. Но Элизе это было безразлично. Он выглядел почти так же, как раньше. По‑прежнему высок и белокур, те же холодные светлые глаза, как у остальных членов семьи, и те же спокойные, уверенные манеры – бесспорное отражение его натуры. Однако после десятилетней службы во флоте он раздался в плечах, а некогда бледная кожа загорела на солнце. Это было ему к лицу. Это было ему очень к лицу.
Сомерсет выпустил руки сестры и повернулся к Элизе. Она внезапно с ужасом осознала, что годы не были к ней столь же милосердны. Невысокая, с каштановыми волосами, эта обладательница необычайно больших темных глаз всегда считала себя похожей на некоего боязливого ночного зверька. Но сейчас она испугалась, что в своих черных вдовьих одеждах, поникшая и уставшая за последние месяцы неопределенности, напоминает крысу.
– Леди Сомерсет, – склонился перед ней граф.
Его голос тоже не изменился.
– Милорд, – откликнулась Элиза.
Пальцы ее дрожали. Она сжала в кулаках ткань юбки, приседая в нетвердом реверансе и собираясь с духом, чтобы посмотреть ему в глаза. Что она в них увидит? Гнев? Упрек? На сердечность Элиза не надеялась. Она не заслуживала доброты.
Оба выпрямились одновременно и наконец, спустя столько лет, встретились взглядами. Но в его глазах отражалось… лишь безразличие.
– Искренне вам соболезную, – сдержанно произнес он бесчувственным голосом, с выражением лица, которое можно было описать только как вежливое.
– Б‑благодарю вас, – ответила Элиза. – Надеюсь, путешествие оказалось приятным?
В сущности, хорошо, что учтивые фразы сами соскользнули с языка (пусть и не без запинки), ведь в этот момент она была не в состоянии думать.
– Вполне, насколько это возможно при такой погоде, – ответил граф.
Было не понять, переживает ли он хоть что‑то похожее на ту сумятицу, которая царила в голове Элизы. Он не выдал себя ни жестом, ни интонацией, казался отстраненным и равнодушным. Словно они никогда раньше не встречались.
Словно однажды он не просил ее выйти за него замуж.
– Да, – услышала себя Элиза будто издалека. – Такие скверные идут дожди.
– Воистину, – согласился он, улыбаясь.
Но это была совсем не та улыбка, с которой он прежде обращался к ней. Светская. Чинная. Притворная.
– Рад тебя видеть, старина, ей‑богу, рад тебя видеть, – протягивая руку, выступил вперед лорд Селуин.
Сомерсет, чья улыбка внезапно снова потеплела, пожал руку зятя и направился дальше, на середину комнаты. Он удалялся от Бальфуров, и Элизе оставалось лишь, беспомощно моргая, смотреть ему вслед.
И это всё? После стольких лет врозь, после стольких часов, которые Элиза провела в размышлениях о том, где он, счастлив ли, в воспоминаниях о каждой встрече, в сожалениях обо всех событиях, нацеленных их разлучить, – таким стало их воссоединение? Мимолетный обмен банальностями?