Спаси мою дочь, бывшая!

Багрянский подписал договор с нашей компанией, чтобы бедную практикантку оставили на полную ставку, но его обязательным условием была совместная работа. Именно по этой причине мужчина потребовал, чтобы мы вместе полетели представлять план совместного бренда в другом городе. Я тогда жутко боялась. Никогда раньше не летала на самолётах, и это был мой первый полёт. Меня всю трясло, хотелось наплевать на всё, выскочить из самолёта и забыть об этой сделке. Мысленно я даже представляла, как ищу новую работу, но тёплая ладонь легла поверх моей, а пальцы нежно сжались. Багрянский поглаживал мою руку круговыми движениями большого пальца. Открыв глаза, я поймала на себе его пристальный взгляд.

– Не знал, что ты так сильно боишься самолётов… Нужно было сказать, тогда мы бы поехали поездом! – произнёс мужчина бархатистым голосом.

– Я п‑первый раз л‑лечу… Не думал‑ла, что это будет так стр‑рашно… – ответила я мужчине и отвела взгляд в сторону, потому что мне становилось не по себе от того, как он смотрел на меня.

– Я рядом. Ничего не бойся! Я защищу тебя! – прошептал он, чуть склонившись ко мне и практически задев ухо своими губами.

Помотав головой, я отмахиваюсь от этих мыслей, взбудораживших сознание, и мельком смотрю на Багрянского. Мне кажется, что и он вспомнил тот день, но это уже не имеет совершенно никакого значения.

Заснув, я сильно злюсь на стюардессу, которая подходит и предлагает нам угощения. Вот только желудок вдруг начинает урчать, и я соглашаюсь поужинать. Дома‑то не успела ведь, да и весь день была на нервах, поэтому единственное, что я успела скушать сегодня – ванильный чизкейк.

Девушка приносит рыбу с овощным салатом. Она даже не спрашивала, что именно я предпочту. Скорее всего, Багрянский уведомил её о моих предпочтениях и заранее заказал меню. Я голодна, поэтому не хочу спорить и говорить, что могли бы у меня уточнить, ем ли я, вообще, рыбу.

– Как бы странно это ни звучало, Дымка, но сегодня мы с тобой впервые ужинаем вместе с момента расставания! – вдруг произносит мужчина.

Бросаю на него уничтожающий взгляд и возвращаю внимание к еде. Кажется, что от аппетита в мгновение не осталось и следа. Умеет же Багрянский испортить настроение…

– Не дождёшься! – отвечаю я и приступаю к еде, не обращая на бывшего совершенно никакого внимания.

Если бы в помощи нуждалась не маленькая девочка, если бы это был не вопрос жизни и смерти, то я ни за что бы не полетела вместе с ним. Напоминаю себе цель нахождения в этом самолёте и с удовольствием уплетаю еду, приготовленную, наверняка, лучшими поварами. Багрянский с детства привык к тому, что ему достаётся всё самое лучшее. Наверное, ему было слишком сложно, когда его империя рухнула, и пришлось довольствоваться тем, что осталось. Хотя… Какая мне, вообще, разница?

Закончив с ужином, я благодарю стюардессу, откидываю кресло и засыпаю. Сон оказывается крепким, и хоть я вижу какие‑то кошмары, но не могу проснуться. Открываю глаза лишь во время посадки, когда Багрянский мягко прикасается к моему плечу и просит поднять кресло. Первая мысль, возникшая в голове, стоит мне увидеть его – всё это мне приснилось, не было никакой измены, мы вместе… Вот только следом оглушает вторая: было. И этого не изменишь.

– Больше не смей трогать меня! – цежу я, поднимаю кресло и пристёгиваюсь.

Посадка проходит мягко, и уже скоро мы оказываемся в тонированном внедорожнике Багрянского. Запах вишнёвого сиропа и сливок бьёт в нос, и я открываю окно. Раньше он нравился мне, а теперь ненавижу всё, что связано с воспоминаниями о прошлом.

– Поедем сразу в медицинский центр, где врач скажет, что будем делать дальше. Потом заедем в больницу и заберём Асю, у неё закончились процедуры, теперь она сможет пожить какое‑то время дома.

Я слушаю, но ничего не отвечаю. У Багрянского всё расписано. Он всё решил. Скорее всего, он был уверен в том, что я соглашусь поехать с ним. И мне хочется подавить внутри него эту уверенность, но я держусь из последних сил, напоминая себе, что поехала ради ребёнка.

Перед глазами проносятся до боли знакомые улицы. Как же давно я не была в родном городе… Как же сильно я скучала по нему.

Ещё слишком рано, но, несмотря на это, люди с мечтательными улыбками на лицах, уже спешат по своим делам. Как завороженная наблюдаю за ними, вспоминая, что и сама когда‑то жила так же, верила в жизнь и не задумывалась, что та может подставить подножку.

– Спасибо! – вдруг произносит Багрянский, заставляя посмотреть на него. Не понимаю, за что он благодарит меня, какое‑то время гляжу на мужчину, а он внимательно следит за дорогой. Взгляд скользит на его руки. Раньше я безумно любила смотреть на его руки, так искусно лежащие на руле и пальцы, невесомо сжимающие кожаную оплётку. – За то, что согласилась хотя бы попытаться помочь.

***

Время в медицинском центре пролетает слишком быстро. Медсестра – довольно милая дружелюбная девушка – водит меня от одного кабинета к другому и поддерживает, говоря, чтобы я ничего не боялась. Наверное, мой страх слишком явный, а может, у неё просто наточенный взгляд? Возможно,  не первая такая… Конечно, Багрянский никого больше не мог проводить, но ведь помимо нас через этот медицинский центр проходят тысячи людей…

Сдав все необходимые анализы и пройдя проверку у всех возможных врачей, у меня остаётся последняя ступень. Гинеколог, который будет вести мою беременность, если, конечно, та возможна, начинает задавать вопросы, от которых я впадаю в ступор. Он спрашивает, как давно у меня была половая связь, были ли раньше сбои цикла из‑за возможного «залёта» и не пила ли я средства для быстрой защиты.

– Вы сохраните врачебную тайну, если я буду откровенной до конца? Я понимаю, что Багрянский платит вам хорошие деньги, но и о врачебной тайне забывать не следует! – осторожно говорю я, поглядывая на врача.

– Конечно! Всё, что мне удастся узнать, останется между нами. Господин Багрянский хочет лишь получить ответ о возможности или не возможности забеременеть. Ему важен результат, а всё остальное мы с вами обсудим в стенах этого кабинета.

Я киваю, поджимаю губы и опускаю голову, мысленно возвращаясь в тот самый страшный день в моей жизни, когда врач сообщил мне, что я потеряла ребёнка: «Скажи спасибо, что сама жива осталась! Не всем дано в этой жизни продолжить род, а вот прожить подольше хочется каждому!». Его слова до сих пор бились в отголосках сознания, причиняя сильную боль. Я тогда думала о том, что лучше бы сама умерла, чем потеряла ребёнка, но, успокоившись, спустя годы поняла, что малыш ещё не успел даже сформироваться, срок был слишком маленьким, его всё равно не смогли бы спасти. Да и какого жить ребёнку без матери? Каково жить сейчас моей маленькой племяннице? И не признает ли она во мне мать? Мы ведь похожи с Анной… Слишком похожи. Даже бабушка путала нас в детстве. Если только сестра не сменила имидж… Но и в таком случае ребёнок может уловить наше родство с её матерью и схожесть. Решаю позднее поговорить об этом с Багрянским и возвращаю внимание к врачу?

– У меня был выкидыш семь лет назад… После него врач сообщил мне, что возникла какая‑то проблем с ооц‑итами… Шансы забеременеть крайне низки.

Врач потирает виски и немного хмурится. Наверное, мне следовало сразу поделиться этой информацией.