Табу на любовь, или Сломай меня
Немного притушив детский энтузиазм, я провожаю мальцов в коридор, где сгрудились их родители, и десять минут трачу на разговоры о технике безопасности, минимизации травм и обязательном наблюдении во дворце здоровья. Только вот две или три мамашки пропускают все мимо ушей и, вместо того чтобы впитывать касающуюся их чад информацию, с вытаращенными глазами разглядывают покрывающие мои руки татуировки.
– Руслан Романович, а продиктуете еще раз ваш телефончик. Я, кажется, не успела записать, – находится самая предприимчивая из них, но я на корню пресекаю авантюристскую попытку.
– Потому что я его не диктовал. Связь будем поддерживать через администратора Евгению. Она добавит вас в чат, и все продублирует. Всем хорошего дня.
Поставив точку в этой беседе, я возвращаюсь в зал и упорно тренируюсь, выметая глубоко засевшие образы из башки. Нога практически не беспокоит, все функции в норме, и я бы мог хоть завтра сесть на самолет и укатить в Штаты. Но с недавних пор что‑то крепко держит меня в полной парадоксов России и не дает помыслить о том, чтобы купить билет на рейс в Лос‑Анджелес.
И это вовсе не девчонка с загадочными омутами цвета штормового моря. Нет.
Сбросив эмоциональный груз, я неторопливо переодеваюсь и покидаю спортивный комплекс с легким сердцем. Засыпаю, стоит только голове коснуться подушки, и весь следующий день трачу на поиски идеального подарка на юбилей мамы. Объезжаю кучу салонов, магазинов, бутиков и, в конечном счете, выбираю изящный серебряный браслет с висящей на нем фигуркой Бенгальского тигра.
Именно такой до сих пор болтается у меня на брелоке, который мама вручила мне перед отлетом в Америку несколько лет назад. Она, как никто, верила в мой успех, и каждую победу я посвящал ей.
В назначенный час я лихо паркую грозно рычащего Ягуара перед родительским домом, бодро шагаю по дорожке, насвистываю незатейливую мелодию себе под нос и прижимаю к груди огромный букет пионов. Понимаю, что немного опоздал, но знаю, что никто не будет журить меня за это.
Проскальзываю внутрь, скидываю кроссовки в угол и двигаюсь на звук нестройных голосов, раздающихся в гостиной. А уже в следующую секунду примерзаю к полу и с гулом выпускаю воздух из ноздрей, наталкиваясь на сидящую рядом с братом Рину.
Кровь оглушительно стучит в висках, взор застилает багровая пелена, и я в последний момент хватаю за шкирку вставшего на дыбы внутреннего зверя, чтобы не испортить матери праздник.
«Откуда ты такая взялась на мою голову?».
«Тебе не понравится».
«Мне нужно тебе кое‑что сказать».
«Что?».
«Я замужем, Руслан».
«Надеюсь, третьим супруга твоего не позовем?».
Прокрутив на ускоренной перемотке фразы, вонзившиеся занозой в память, я целую маму и пытаюсь сохранить видимость спокойствия, пристраивая нежные цветы в крафтовой бумаге на стол. После чего выпрямляюсь, вальяжно подкатываю рукава и многозначительным взглядом распластываю Дарину по обшивке стула.
– У тебя красивая жена, Лех. Не боишься, что уведут?
Ухмыляюсь ехидно и заставляю себя прекратить пялиться на заливающуюся румянцем девчонку. Обхожу стол дугой, жму руку бате и опускаюсь на свободное место – аккурат напротив брата и его дражайшей супруги. Леха же выразительно хмурится, как будто проглотил пару лимонов, и выдавливает из себя запоздалый ответ на повисший в воздухе вопрос.
– Не уведут. Дарина у меня верная.
Старается звучать убедительно, только вот Рина в эту секунду пытается смочить горло водой. Конечно же, давится, закашливается и краснеет еще сильнее – до корней шелковистых темно‑каштановых волос. Ну, а я с трудом сдерживаю рвущийся из груди смешок, с радостью беру из маминых рук пиалу с уткой в апельсиновом соусе и играючи меняю тему, не торопясь выкладывать все свои карты на стол.
– Рассказывайте, как отдохнули, ма?
– Чудесно, милый. Много гуляли, пили минеральную воду и кислородные коктейли, ходили на гидромассаж. Ты не представляешь, какой там воздух! А парк какой замечательный! Столько зелени, ухоженные аллейки, долина роз. В следующем году обязательно съезди с нами. Дарину с Лешей тоже возьмем.
Посвежевшая и счастливая, бодро щебечет мама, накладывая отцу греческий салат. Рина же вовсе пунцовеет и находит предлог, чтобы скрыться из ставшей тесной гостиной.
Чайник вскипел.
– Дочка, тебе помочь?
– Спасибо, не надо. Я справлюсь.
Поспешно отказывается и исчезает за поворотом, мы же какое‑то время обсуждаем прелести Кисловодска, мое чемпионство и планы по развитию детской спортивной Академии. А спустя пару минут на кухне раздается оглушительный грохот, и я на автомате подхватываюсь.
– Я посмотрю.
Опережаю даже не дернувшегося Леху и сваливаю вслед за Дариной, наплевав на то, вызывает мое поведение подозрения или нет. Бесшумно переступаю через порог, фиксирую рассыпавшиеся по столешнице чаинки и приближаюсь к замершей с заварником в руках девушке. Преодолев разделяющие нас метры, нагло вторгаюсь в ее личное пространство и оставляю между нашими телами минимальный зазор.
Наконец, заметив мое появление, она боязливо вздрагивает. Удивленно хлопает пушистыми угольно‑черными ресницами. А потом с лязгом ставит чайничек и порывисто поворачивается ко мне.
– Я буду кричать.
– Кричи.
Равнодушно веду плечами, зная, что ее угроза не больше, чем пустой звук. Она и пикнуть не посмеет. Будет вот так же стискивать зубы и молчать, лишь бы не привлекать к нам внимания.
– В тот вечер, когда мы столкнулись в баре… ты знала, что Леха – мой брат?
Я прекрасно осознаю, что она ни с кем не могла меня спутать и переспала со мной намеренно, но зачем‑то вывожу ее на эмоции. Подаюсь вперед, напираю и готовлюсь увидеть, как слетит с ее побелевшего лица идущая трещинами фальшивая маска.
– Знала.
– И все равно запрыгнула ко мне в постель.
– Да.
– Не боишься, что я тебя сломаю, девочка, – втянув носом дозу легкого свежего парфюма, приподнимаю пальцами ее подбородок и пытливо заглядываю в лживые серо‑голубые глаза.
– Ломай. Лучше ты, чем он, – набравшись смелости, лихорадочно шепчет Дарина, перебрасывает непослушные волосы через плечо и дико, шало смеется, заставляя на миг засомневаться в ее психическом здоровье.
