Табу на любовь, или Сломай меня
Хотя… какая б нормальная девчонка пошла замуж за такого, как мой брат?
Пока я совмещаю новые детали вынесшей мозг головоломки, Рина замолкает. Закусывает нижнюю губу до крови и застывает, в ожидании моих действий. Я же, как под гипнозом, наклоняюсь еще ниже, большим пальцем стираю алеющие капли и чувствую, как непрошеное возбуждение скручивает мышцы.
Болезненный спазм прошивает не только меня. Дарина трясется так, как будто ее подключили к источнику тока. И мы оба дышим громко и рвано, не в силах отрицать это гребанное непреодолимое влечение.
Моргнув, я все‑таки отступаю. Не хватало еще разложить ее прямо здесь на кухонном столе в доме у отца с матерью.
– Руслан! – отмерев, Рина делает пару шагов вдогонку и испуганно вцепляется мне в запястье, оставляя на коже фантомные пылающие отметины. – Ты же не скажешь Алексею?
– Чего не скажу? Что оттра…, прости, поимел его жену?
– Руслан! – шипит гневно, сверкая блестящими от слез глазищами, а у меня что‑то невольно екает за грудиной.
– Может, скажу. Может, не скажу, – взяв волю в кулак, душу проклюнувшиеся ростки сострадания и вынуждаю поникшую девушку принять правила моей игры. – Смотря что мне за это будет. Надо подумать.
Глава 8
Дарина
Казавшийся неуютным вечер становится и вовсе невыносимым с появлением Руслана. Свет будто бы ярче мигает, слепя глаза. Звуки слышатся резче, долбясь в барабанные перепонки. И я сижу на стуле, как на иголках, сминая онемевшими пальцами ткань пиджака, и едва дышу, поддавшись всепоглощающей панике.
Понятные нам двоим намеки врезаются отравленными стрелами в грудную клетку, жесткий взгляд испепеляет, и я не выдерживаю. Царапаю ладони ногтями и стремительно выскакиваю из‑за стола.
– Чайник вскипел. Пойду чай заварю.
Отказываюсь от помощи Светланы Алексеевны и несусь на кухню так, как будто за мной гонится волк. Каким‑то чудом не сшибаю попадающиеся по пути предметы, но чай все‑таки рассыпаю. Зависаю, рассматривая трясущиеся руки, и пропускаю тот момент, когда Бекетов‑младший решает нарушить мое одиночество.
Предпринимаю жалкие попытки отстоять личные границы, и с треском проваливаюсь. Слишком сильно реагирую на пьянящую близость деверя, скатываюсь в истерический смех и снова испытываю на себе все прелести шантажа. Наверное, у меня на роду написано выполнять чьи‑то прихоти.
– Руслан, ты же не скажешь Алексею? – прошу, четко осознавая, насколько унизительной представляюсь в эту секунду, и выпаливаю то, что вертится на языке. – А ты почему до сих пор не в Америке?
– Ты серьезно? – дернув уголком рта, хохочет Бекетов и изучает меня, словно восьмое чудо света или магнитную аномалию. – Ты и, правда, думала, что я пропущу мамин юбилей и мы с тобой больше не встретимся?
– Но твой агент во всеуслышание объявил, что восстановление завершено и ты готов как можно скорее приступить к подготовке к следующему бою.
Произношу уже намного более растерянно и цепенею от яркой вспышки на дне темно‑карих глаз. Сглатываю судорожно и каждым позвонком чувствую, что слова Руслана перевернут вверх тормашками мою жизнь.
– Он поторопился. Я приостанавливаю карьеру и остаюсь в России.
Это сокрушительное известие фигурально сбивает меня с ног, попутно прокручивая внутренности в мясорубке. Нокдаун, господа! Чистейшая победа. Рассчитывать на то, что я отделаюсь малой кровью и буду лицезреть непримиримого бойца только на мониторе компьютера больше не приходится.
– А теперь не тормози, Рина. Порежь торт, я отнесу. Ты же не хочешь, чтобы твой муж озадачился нашим долгим отсутствием?
Пропитанный хлестким сарказмом вопрос вытаскивает меня из непроницаемого вакуума и заставляет, наконец, шевелиться. Так, что я торопливо делю шоколадный бисквит на одинаковые ровные треугольники и передаю Бекетову поднос. После чего поправляю растрепавшиеся волосы, стираю потекшую тушь с век и несу в гостиную чай, надеясь, что никто не заметит моих пылающих щек.
Планирую прикинуться неприметной серой мышью и упорно молчать, но Руслан, судя по всему, задался целью превратить меня в звезду вечера. Лукаво подмигивая, он оттирает шоколад с губ и приковывает к моей скромной персоне все внимание.
– А ты чем занимаешься в свободное время, Рина? – непринужденно разваливается на стуле и отбривает невысказанное неудовольствие Алексея. – Что? Раз уж я пропустил вашу свадьбу, мне, действительно, интересно узнать немного больше о твоей жене.
– Учусь на заочке по специальности «дизайнер». Увлекаюсь рисунком.
Это все, что я транслирую осипшим голосом. Красноречие куда‑то испаряется, и я не могу придумать ничего, кроме сухих безликих формулировок. Не могу рассказать, что часами залипаю на городские пейзажи, стараясь перенести на бумагу созданный природой шедевр. Что вдохновляюсь спокойной или бушующей гладью Москвы‑реки. Что извожу кучу грифеля и десятки раз стираю ластиком лишние линии в попытке достичь совершенства.
От этого концентрированного любопытства, источаемого братом мужа, липкий пот струится вдоль позвоночника и волнение запирает сердце в стальную клетку. И, если я нервно ерзаю на стуле, сгорая от смущения, то Руслан напротив чувствует себя расслабленно. Катает в зубах невесть откуда взявшуюся зубочистку и не отводит от меня глаз, раз за разом провоцируя свирепеющего Алексея.
И я ловлю себя на мысли, что братья попросту друг друга терпеть не могут.
– Уверен, что ты прекрасно рисуешь, Рина. Прибережешь для меня пригласительный билет на свою выставку?
– Дарина ничего нигде не собирается выставлять, – опережая меня, цедит супруг и с мерзким скрежетом отодвигает стул, цепляя меня за локоть. – Нам пора ехать.
Раздраженный, Алексей направляется к выходу, мастерски портя праздничную атмосферу, и тормозит уже у самого порога, проводя пятерней по взъерошенным волосам. Меня же капитально заклинивает. Надежно приклеивает к стулу, и я продолжаю упрямо смотреть на Руслана.
Злюсь на него за то, что довел брата до белого каления, и одновременно им восхищаюсь. Раз за разом прикипаю к плавным линиям татуировок на сильных руках и корю себя за этот нездоровый интерес, который вряд ли можно назвать сугубо творческим.
– Дарина!
Потеряв терпение, окликает меня муж, оглашая комнату раскатистым рыком, и я, наконец, поднимаюсь на ноги. Ощущаю босыми ступнями каждую ворсинку пушистого ковра и неловко прощаюсь со старшими Бекетовыми, не зная, то ли извиняться за поведение супруга, то ли хранить молчание.
