Терадорн
В зале наступила тишина. Авриг подошёл к столу и взял в руки перо. Писарь перевернул документ лицом к Авригу и пальцем указал место, где тот должен поставить свою подпись. Авриг замешкался. Его рука дрогнула. Но он знал, что выхода нет, и расписался.
Даже если кого‑то из гайтов и не устраивало такое решение – это уже не имело никакого значения. Всё было решено.
А в спальных покоях, на высокой кровати, среди шёлка и бархата лежала женщина. В её комнате не было ни души. Казалось, не было и самой хозяйки, настолько тихо обитающей в ней. Лиловые шторы еле колыхались от приоткрытой форточки.
Женщина проснулась, тяжело открыла глаза и оглядела комнату. Она спустила одеяло, обнажив тонкую шею, едва видимую сквозь густые пряди волос. Она и их развела в стороны слабыми руками, будто ей было трудно дышать из‑за них.
В комнату вошла служанка – крепкая бодрая Лэсс, с подносом в руке.
– Вам пора обедать, ваше величество, – она сделала лёгкий реверанс, подошла к изголовью кровати и поставила поднос на продолговатую тумбу.
– Я не желаю, Лэсс, – слабым голосом произнесла королева.
– Я прошу вас, пообедайте. Вы за три дня почти ничего не съели, – она помешала суп ложкой. – М‑м‑м, а запах какой! Гатир сегодня потрудился на славу. Сказал, что приготовит для вас особый суп и не обманул – пахнет пряными травами. Они из лечебного дома.
– Лэсс, почему сегодня так тихо? И где моя дочь, её с утра не видно? – Ниолма с усилием приподнялась и села повыше.
– Мне сказали, что её высочества Мирры не будет, – не сразу ответила Лэсс. Она стала неуклюже передвигать статуэтки на тумбе, словно они плохо стояли до неё.
– В чем дело, Лэсс? Ты сегодня очень странная… Да и всё вокруг странное. И эта тишина…
– О, это просто опять шайка гонтов учудила на улице. Вновь ограбили лечебный дом, вот все и сбежались туда.
– Да, но супруг пообещал отпускать лекарства гонтам в полцены и снизить налоги. Так почему же они продолжают заниматься разбоем?!
– Да, как же, сдержит он такое слово, – прошептала Лэсс, подходя к шторам.
– Что? Я не слышу тебя, Лэсс. Ты же знаешь, у меня и слух ослаб.
– Я говорю «всё так и есть», ваше величество. Но гонты всё никак не уймутся. Видимо разбой у некоторых просто в крови, – она раздвинула шторы. Солнечный свет залил комнату.
– Глупости. Они научатся жить честно, когда низкие налоги облегчат им жизнь.
Лэсс вздохнула и подошла к кровати.
– Не волнуйтесь, всё так и будет, – она переставила поднос на край кровати. – Вам помочь?
– Нет, спасибо. Я сама, – Ниолма равнодушно посмотрела на поднос. – Можешь идти. Когда дочь вернётся, попроси её сразу ко мне.
– Слушаюсь, ваше величество.
Лэсс сделала реверанс и вышла из комнаты. А королева засмотрелась в окно на голубое небо, позабыв о лечебном обеде.
Гириадон уже находился в своих покоях и успел сменить охотничий костюм на повседневную одежду. Он сидел на белоснежном диване, потягивая брол из кубка и задрав ноги на низкий столик. Дверь открылась нараспашку.
– Братик, ну и манера у тебя – врываться без стука, – Гириадон даже не посмотрел в его сторону, а лишь недовольно подвигал нижней челюстью, смакуя и проглатывая остатки брола во рту, от чего его острый подбородок поддался вперёд.
Эсигот ничего не ответил. Он подошёл к Гириадону ближе и встал напротив.
– Тебе известно, о каком решении шла речь на Совете? – Эсигот сжал руки в кулаки.
– Вообще‑то – нет. Мы не успели на него вовремя, я и спрашивать не стал. Но, как я понял, опять каких‑то гонтов вздёрнут, – видя, что его младший брат находится не в самом лучшем расположении духа, Гириадон убрал ноги со стола и наклонился вперёд. – Да что с тобой?
– Всё не так просто, Гириадон. Нам специально не сообщили, о чём пойдёт речь; и с опозданием вызвали нарочно, чтобы мы не смогли и слова сказать.
– А мы имеем на это право? – Гириадон вновь откинулся на диван и задрал ноги на стол. – Всё, что нам позволено на Совете – это сидеть рядом с папаней и делать умный вид.
– Да как ты… он же наш отец! – Эсигот вспылил, но тут же успокоился. – Впрочем, ты не исправим. Знал бы он, как ты ведёшь себя, когда находишься вне поля его зрения.
– А кто ему скажет, ты? – Гириадон захохотал и раскинул руки так, что брол выплеснулся из кубка. – Валяй, братик. Посмотрим, кому он поверит – своему старшему беспроблемному и идеальному сыну или младшему, который постоянно чему‑то возмущается, как девчонка.
Зная своего брата, как никто другой, Эсигот всего лишь покачал головой:
– А кто тебе разрешил брол пить? Кто опять посмел принести его в твои покои?
– А вот это не твоё дело, братец, – Гириадон встал с дивана и небрежно поставил кубок на стол. – А ты, прям, его ни разу не пробовал, умник чёртов. Тебе напомнить, как мы вместе нажрались пару раз?! – Он пошёл к открытым балконным дверям.
– Завтра казнят нашу сестру, – выдавил Эсигот.
– Что?! – Гириадон остановился и повернулся лицом к брату. – Что ты несёшь?
– Лучше бы побоялся, Гириадон. Стоит и тебе не угодить отцу, как тут же отправишься вслед за Миррой.
– Э, нет, подожди! Странная у тебя реакция, – Гириадон подошёл к брату, наклонился и уставился в его глаза. – Это ты с ней водился, не смотря на запреты. Я же видел её всего пару раз за всю её жалкую жизнь взаперти. Почему же ты такой спокойный, если это правда; и рожа не зарёванная?
– Ты слышал про пророчество, – напомнил Эсигот, с ноткой обиды в голосе, и отвёл глаза в сторону.
– Да надоели все с этими проклятыми пророчествами! – взревел Гириадон. – Вам что, больше заняться нечем, кроме как слушать всякий бред?! – он вдруг успокоился и потёр подбородок. – Да и как это возможно? Я думал, он просто будет держать её подальше от себя, а когда она вырастет – отправит её в какой‑нибудь забытый всеми угол полушария.
– Нет, Гириадон, наш отец решил её убить. Свою родную дочь, понимаешь? – Эсигот уставился на брата.
– Тогда почему ты не пытаешься спасти свою драгоценную сестричку? – в голове Гириадона родилась куча вопросов. Он прищурил глаза. – Не пойму, в чем подвох?
– Ты предлагаешь мне пойти против приказа короля? – откровенно ответил Эсигот.
– Тогда чего тебе от меня надо, Эсигот, чтобы я поплакал вместе с тобой? – Гириадон развёл руками и покривил ртом, несмотря на то, что глаза его брата наполнились слезами. – Извини, нет ни времени, ни желания.
Они бы так и стояли, испытывая друг друга взглядом, если бы служанка, вошедшая в комнату, не опрокинула поднос с фруктами и сладостями на пол.