Терадорн

В коридорах замка пахло ниолмой. Она росла только на горе Белый Плен и цвела круглый год. Ниолмы издавали тончайший аромат. Некоторым казалось, что они пахнут утром и росой, другим – горной рекой, а кто‑то уверял, что они пахнут самым чистым северным снегом. В честь этого цветка и назвали королеву, полагая, что такое имя внесёт в её жизнь доброту и свет. И теперь, весь замок был украшен ниолмами, наспех сорванными целыми мешками и привезёнными с Белого Плена.

В комнате Тория гирлянды этих цветов ниспадали с кресла, рядом с кроватью. Ниолма часто сидела на нём и пела колыбельную маленькому Торию, когда он болел или оставался без отца, отправившегося в очередной поход. Она любила Тория как родного сына, жалея, что мальчик рос без материнской ласки.

В комнате горело одиннадцать свечей: десять из них стояли на полу по обе стороны открытой входной двери, и одна на подоконнике. Торий сидел на полу и смотрел на белоснежное кресло из тёмного угла своей спальни. Он знал эти цветы. Он как‑то поднимался на Белый Плен, искупаться в реке, но тогда он не рассмотрел ниолмы внимательно. Только теперь он увидел, насколько красивы их округлые густые лепестки, и только теперь он заметил, что и стебли у них белёсые, а листьев на них вовсе нет. Торий припухшими глазами посмотрел на звёздное небо сквозь приоткрытое окно, и вспомнил день, когда королева вместе с ним и принцами запускала бумажного змея в саду; и как они с Эсиготом в очередной раз похитили маленькую Мирру из её покоев и до сумерек играли с ней в лавровых лабиринтах; и как она упала, спеша догнать Эсигота, и расцарапала ладони; и как они потом смазывали их ромашковым отваром, пока её няня ворчала и готовила повязку, а принцесса всё никак не хотела сесть смирно и болтала ногами и смеялась сквозь слезы… Погрузившись в эти тёплые воспоминания, Торий не заметил, как несколько лепестков ниолмы упали на пол.

В другом конце коридора раздавался громкий плач: Эсигот рыдал в своих покоях, уткнувшись носом в подушку. Его кровать была усыпана ниолмами. Он сгребал их ладонями, прижимал к лицу и жадно вдыхал их аромат, напоминавший запах волос его матери. Пламя свечи на его подоконнике вдруг потянулось вверх и рвано затрепыхалось.

А король сидел в своей рабочей библиотеке за письменным столом и копался в документах. На столе стояла хрустальная ваза, из которой одиноко выглядывал белый цветок. Король не обращал на него внимания. Он встал из‑за стола и направился к книжным полкам. Внимательно читая названия на корешках книг, он скользил по ним пальцами. Зарг почувствовал странный холодок и обернулся – свеча на его окне погасла.

 

Под круглым стеклянным куполом зала прощания стоял продолговатый дубовый стол, на котором покоилась королева. Она лежала на подушках в белом платье с серыми кружевами, усыпанная лепестками ниолмы, а на голове её сверкала корона из белого золота с малахитовым узором и перламутровым жемчугом.

Десять свечей на полу, у открытых дверей, сгорели почти до основания, разрисовав подсвечники водопадом из воска, а пол пухлыми восковыми пятнами. Увидев, что одна из свечей вот‑вот погаснет, Лэсс поспешила к шкафу у стены, где стояли подсвечники на замену. Она взяла два из них и направилась к двери в зал прощания. Вслед за ней побежал Гозу, схватив четыре подсвечника на ходу.

– Спасибо, Гозу, – прошептала Лэсс, меняя подсвечники. – Зажги пока свечи, а я принесу остальные, – попросила она и пошла к шкафу.

– Лэсс, а сколько времени? Когда все придут? – шёпотом спросил Гозу.

– Так его высочество Гириадон пока не поднялся, – ответила Лэсс. – Наверно, ещё не ко всем зашёл.

Гириадону, как старшему ребёнку в семье, надлежало пройти с одиннадцатой свечой по всем спальным комнатам родных и близких покойной. Он сделал это так тихо, что ни Торий, ни Эсигот не заметили, как он входил в их покои и стоял на пороге какое‑то время: Торий в этот момент был далёк мыслями, не увидев падающих лепестков, после того как Гириадон вышел из его спальни, а Эсигот не наблюдал полыхающего огонька на своём окне, рыдая в подушку. Только король заметил, что свеча на его окне погасла до того, как Гириадон вошёл в его рабочую библиотеку. Зарг не придал этому значения. Но Гириадону погасшая свеча показалась дурным предзнаменованием. Не сказав ни слова, Гириадон развернулся и вышел. Он пошёл дальше по коридору, прикрывая пламя ладонью. И глаза, и щеки его были сухими, но взгляд пустым и усталым. Он успел выплакаться в одиночестве, в своей спальне, закрыв дверь на ключ, чтобы никто не увидел его слез.

 

Наутро второго дня Гайтигонт был готов к похоронам. Улицы пустовали. Все ожидали похоронную процессию на поляне Хрустальных Слез.

На этой поляне росли плакальщицы: чёрные цветы с белым пестиком и красными тычинками. Лепестки их к концу каждого вечера собирались воедино и прижимались друг к другу. Они накапливали нектар в кувшинке до самого рассвета, а поутру склонялись набок, медленно опуская лепестки к земле, по которым густой нектар до вечера капал на почву хрустальными каплями. Сладковатый нектар плакальщиц утолял жажду, но мало кто осмеливался его пить. Даже пригубившему этот вкусный напиток снились по ночам его ушедшие родные и близкие; но не всегда эти сны были добрыми и спокойными.

На поляне, по обе стороны тропинки стояли гайты в чёрных плащах с красной оторочкой, белых перчатках и белой обуви. Они молчали, изредка поглядывая в сторону замка. Наконец показалась похоронная процессия. Её вёл Эдигор, в сопровождении десяти личных охранников королевы. Ниолма лежала в гробу из белого золота. Саван, покрывавший её тело, был вышит драгоценными камнями и надписью:

 

«Последний путь, он – не последний!

За гранью ждёт тебя ещё одна весна.

Хоть пуст теперь земной сосуд навечно,

Но получила волю без границ душа твоя!»

 

Гроб несли на своих плечах восемь слуг. Они шли медленно и плакали, опустив головы. Следом за ними шагал Гириадон. Он держал на вытянутых руках подушку, на которой лежала корона его матери. Гириадон хмуро смотрел на эту корону. Он спрашивал себя: «А зачем? Зачем нужна власть, титулы, состояние, если всё равно придёт день и всё закончится? Все умирают. Все! Зачем рождаться в королевской семье и иметь столько возможностей, если всё равно будешь гнить в земле?». Он вспомнил подслушанный им в детстве разговор королевского оракула и Аврига Эллигтора об озере Второе Дыхание, дарующем бессмертие каждому, кто войдёт в него с головой. Он поймал себя на мысли, что необходимо разузнать, где находится это самое озеро, и почему его отец до сих пор не воспользовался его дарами.

Вслед за Гириадоном следовал Зарг. Ему было жарко в богатом траурном наряде, но он и виду не подавал, а только изредка одёргивал атласный плащ, когда тот норовил запутаться в его ногах.