Терадорн

За последние годы он так отдалился от супруги, занятый королевскими делами, что практически забыл о её скромном существовании. Он всего лишь раз в неделю приходил в её покои, чтобы справиться о её здоровье, но скорее ради приличия, нежели от глубокой любви. Он считал, что женщина – не важно, королева ли она – создана лишь для того, чтобы рожать наследников и следить за своей репутацией во благо супруга. Он и мысли не допускал, что Ниолма могла участвовать в важных делах королевства. Она лишь имела право заниматься благотворительностью от своего имени и имени короля, что прибавляло ему чести, как и должно, а он, в свою очередь, купал её в роскоши. Двух наследников она ему уже родила, так что больше от неё ничего не требовалось. Зарг считал, что она выполнила свою миссию, и её преждевременная кончина не нанесла большого ущерба королевству. Он не чувствовал своей вины в её смерти – не его рука лишила королеву жизни, а обстоятельства, последствия которых предсказали в самый день рождения Мирры. Ведь в законах Гайтигонта чётко прописано, что брат может убить брата, а отец своего наследника, если второй возжелает уничтожить то, что так кропотливо строилось четыре эпохи подряд.

 

«Незыблемость королевства – всё!

Человеческая жизнь – ничто!

Так как человека не станет,

А стены будут стоять там,

Где их впервые возвели!»

 

– так гласила надпись на Книге Законов Гайтигонта. И большинство этих законов Зарга весьма устраивали.

Позади короля шли Эсигот и Торий. Эсигот украдкой посматривал на друга. Он знал, что сердце Тория разбито вдвойне, но даже не представлял, какой бардак творится в его мыслях. Торий всё прокручивал в голове разговор с отцом и с ужасом рисовал в своём воображении казнь принцессы. «Лучше бы я не видел ту пропасть. И она стояла там, на чёрном краю, одна, маленькая, беспомощная…», – Торий пытался отогнать эти мысли, но они упорно лезли в его голову.

Замыкали процессию родственники короля и королевы, успевшие прибыть к похоронам, и королевские советники со своими семьями.

– Ваше мнение, гайт Юзар, – тихо попросил управляющий западной частью Гайтигонта.

– По поводу, гайт Зикс? – прошептал устало Юзар.

– Думаете, многое измениться после похорон?

– Ну, знаете ли, гайт Зикс, королеву хоть и любили, однако властью особой она не обладала. Жила на своём месте, под королём, но ни в чём не нуждалась.

– Согласен с вами, гайт Юзар, – Зикс закивал. – А если иметь в виду не её уход?

– Побойтесь Белого Мира, – Юзар взволнованно посмотрел по сторонам. – Нас могут услышать. Не место и не время обсуждать казнь.

– А что с казнью? – вмешался Вальсарий, шагающий позади них. – Что там обсуждать, уважаемые гайты?

Пока его грузная супруга перешёптывалась о чём‑то с пухлогубой сестрой Сирия, Вальсарий всё это время подслушивал разговор Зикса и Юзара.

– Казнь, как казнь, вы не находите? – Вальсарий подошёл ближе и втиснулся между ними, бойко растолкав их своими толстыми плечами. – Разве король неправильно поступил? – Он в ожидании ответа посматривал то на Зикса, то на Юзара.

– Король не может поступить неправильно, гайт Вальсарий, – отрезал Юзар и уверенно посмотрел Вальсарию в глаза.

– Какой вы искренний человек, гайт Юзар! – не без иронии произнёс Вальсарий. – Вы знаете, я всегда считал, что человек должен не только высказываться правильно, но и быть согласным со своими высказываниями – быть порядочным на язык, так сказать.

– Неудачная попытка, – вмешался Зикс. – Если бы лично вы, гайт Вальсарий, были порядочным на язык по вашему принципу – ваш скелет давно лежал бы на дне Вечной Могилы.

Юзар кашлянул в кулак, чтобы сдержать смешок от перекошенного лица Вальсария.

А жена Вальсария, устав от туфель, сдавливающих её толстые стопы, взяла сестру Сирия под руку и повисла на ней:

– И я тоже не понимаю, почему такие светлые люди уходят раньше остальных. Это страшный день.

– Крепитесь, дорогая, – сестра Сирия похлопала жену Вальсария по руке. – У меня сердце всё ещё колотиться от этой боли. Но если так подумать: все мы там будем.

– Ну не зря же его прозвали «королевской подлизой», – послышался голос Сирия. Он шёл позади сестры и недовольно поглядывал на заплывший затылок Вальсария.

– Что? Вы что‑то сказали? – Вальсарий краем уха услышал своё ненавистное прозвище и обернулся. – О, гайт Сирий, это вы?! Какой чудный жёлтый шарфик! Он так идёт к вашей траурной одежде! Вас ещё не обложили штрафом за этот крестьянский цвет?

Сирий ничего не ответил, а только покривил ртом и поправил свой шарф.

– А вы видели, какое платье нацепила на себя эта моложавая жена гайта Динела? – зашептала супруга Вальсария. – Даже под плащом видно.

– Отвратительное, – возмутилась сестра Сирия. – И никакая она ему не жена, а любовница, будь она неладна. Он же ещё не развёлся с первой.

– Да вы что? – поразилась супруга Вальсария.

– Да. Их развод в процессе, суд ещё не состоялся, хотя он пустил слух, что заседание было, просто закрытое.

– Вот дрянь, чужого мужа увела! – супруга Вальсария разгорячилась и хотела бурно обсудить столь ошеломляющую новость, но её прервал Юзар.

– Замолчите, сейчас же! – прошипел он. – Как вам не стыдно. Это похороны, а не рынок.

– Бабы, – сухо отрезал Зикс. Он придвинулся к Юзару так, что Вальсарию не хватило места между ними, и ему пришлось неохотно вернуться на своё.

Вальсарий скорчил недовольную мину и поравнялся с супругой. Он посмотрел вперёд – тропинка заканчивалась, и показались двери склепа, выбитые в скале. Он обернулся и увидел толпу гайтов, шедшую вслед за ними. «Это сколько же времени займёт, пока все они пройдут через склеп?! А эти босяки?» – Вальсарий бросил взгляд в конец поляны, и ему стало жутко от количества собравшихся на опушках крестьян. Гонты наблюдали за процессией издалека и ожидали окончания обряда, после которого и они смогут пройти в склеп и попрощаться со своей королевой.

– Эсигот, смотри, сколько гонтов, – прошептал Торий и кивнул на дальнюю опушку.

– Да, вижу, – Эсигот посмотрел в конец поляны. – Мать все любили. И она всех. Сомневаюсь, что на похоронах отца соберётся столько же, – серьёзно произнёс он.

Торий ничего не ответил, он только поднял голову и посмотрел на арку с серебряными ветками плакучей ивы, свисающими с потолка и обвивающими стены по всему склепу. Стало темно. Ещё через пару шагов в нос ударил запах сырости, и послышалась очередная волна женских стонов и плача.