Трубадура

– Ой, Стёпочка, не смотрите на меня, я не накрашена!

Угу. А красная помада – это ему мерещится, видимо.

– Вы прекрасно выглядите, Елена Павловна.

Зря сказал. Но уже поздно. Она подплыла к нему, дыша жаром и гелем для душа. Стёпе осталось только прижаться к стенке. Он вдруг понял, что чувствуют девчонки, когда к ним клеятся на улице не совсем трезвые и очень наглые парни. И это при том, что он сам – сто девяносто три, девяносто пять и может вломить. Но не возрастной же тётке с яркой помадой и в неприлично коротком халате?

– Стёпа, вы завтракать будете?

– Спасибо. – Степан бочком стал пробираться к выходу с кухни. – Я уже позавтракал.

– Да что вы там ели? Пару бутербродов всухомятку? Давайте, я вам приготовлю вкусный омлет.

– Еще раз спасибо, но ваша дочь угостила меня кашей.

Елена Павловна двинулась к холодильнику.

– Кашей? Это хорошо! – Она открыла дверцу. – Так, что у нас здесь?

Степан быстренько ретировался и скрылся за дверью своей комнаты. И кой чёрт его дёрнул заниматься на кухне? Места в его комнате маловато. Надо иногда и голову включать.

 

Вернувшись домой после работы, Тура устало сняла пальто и сапожки.

Неожиданно в дверь позвонили. Тура щёлкнула замком и с удивлением увидела на пороге двух незнакомых девиц лет двадцати, в узеньких джинсах, распахнутых куртках, под которыми были коротенькие топы, открывающие живот, и с разноцветными клоками волос на голове.

– Здрасьти.

– Чем могу помочь, девочки?

Девочки переглянулись и выдали хором:

– А Кос дома?

Соображала Тура после рабочего дня туго. Но тут разозлилась.

– А вы к Степану Аркадьевичу по какому делу? – строго спросила она.

– А мы… – Нимфы еще раз переглянулись. – Это… – хихикнули снова слаженно. – Автограф хотели взять!

Фанатки. У Степаши есть фанатки. Да боже ж мой. Какую знаменитость приютили. Какая честь. Дальше командовал разлив желчи внутри одной конкретно взятой квартирной хозяйки.

Тура отступила на пару шагов и для порядка стукнула по косяку костяшками пальцев.

– Кузя! Кузьма! Сундук украли! В смысле, к тебе дамы пришли. С визитом.

Открывшаяся дверь в комнату явила недоумевающего Степана Аркадьевича Кузьменко в домашнем – мятая футболка и спортивные штаны. И учебник из дедовой библиотеки в руке – сессия у Степана Аркадьевича, потому и сидит вечерами дома.

Степан вопросительно посмотрел на Туру.

– Поклонницы вашего таланта, Степан Аркадьевич, – медоточиво проворковала Тура. – Жаждут припасть и облобызать.

– Чего?

– Стёпа, вы нам обещали автограф! – заверещала одна из девиц.

– Чего?

Парочка клоунесс быстренько перешагнула за порог и ввалилась в прихожую. Степану и Туре пришлось посторониться. В заставленном старыми вещами коридоре стало еще более тесно, чем было до того.

– Стёпа, на последней игре в «Нева‑арена», помнишь? – защебетала одна из девчонок. – Ты обещал, что дашь нам автограф. И расскажешь про игру.

Дальнейшее Тура проигнорировала. Повернулась и ушла ванную. Запихнула вещи в стиральную машину. Давно собиралась. Но вслушивалась чутко – в девичий щебет, в хихиканье, в сдержанные ответы Степана.

И в хлопок двери – спустя минут примерно десять. Значит, в гости не пригласил. Молодец, Степаша. Пять тебе за сообразительность. Тура включила стиральную машину и двинулась к двери жильца.

Степан только собирался войти в комнату. Остановился в дверях.

– Что так быстро? Девушки были настроены на плодотворное общение.

– Я не давал им своего адреса. – Тон жильца был мрачен.

– Ну что вы, Степан Аркадьевич, – промурлыкала Тура. – Не стоит стесняться своей популярности. Хотя фанатки бывают такие назойливые. Что в следующий раз сказать? Что вас нет дома?

Стёпка одарил Туру мрачным взглядом.

– Ты мне одеяло обещала.

С этими словами дверь за либеро закрылась.

Да. Обещала. А потом что‑то со временем не сложилось. А потом этот поцелуй нелепый, а потом – негласная война. Но обязанностей арендодателя это не отменяет. Одеяло… Да, она обещала одеяло.

Тура залезла на антресоли, перетряхнула три коробки, прежде чем нашла то, что искала. Вот оно – старое, верблюжьей шерсти. Дед говорил, что от его отца осталось. А там же флотские, под два метра.

Распялила на руках. Ну, точно на дядю Стёпу. От неожиданности совпадения с детским стишком рассмеялась. Чихнула от пыли. Похоже, что либеро старинное одеялко придётся впору. Или надо будет надставлять? Нет, без примерки никак. Зажав одеяло под мышкой, Тура направилась к двери жильца.

Постучала несколько раз. Стуку много, а порядка как не было, так и нет. Из‑за двери не отвечали. Обиделся, что ли?

– Можно?

– Я голый.

Тура фыркнула и толкнула дверь.

Он был голый.

Когда‑то, в те времена, когда еще была жива сестра деда, зашёл у дам семейства Дуровых разговор о мужской красоте. И Клара Корнеевна, вспылив, сказала, что равняться надо на античные образцы. И был снят с полки альбом репродукций коллекции флорентийской Академии изящных искусств. И был продемонстрирован Давид работы Микеланджело. Так вот. Этот самый Давид стоял теперь перед Турой. Стоял спиной к ней.

От гармонии мужской фигуры захватило дыхание. Плечи, спина, ноги… Идеальные ягодицы чуть светлее остального. Ноги же, наоборот, чуть темнее, потому что с волосками. У статуй волос не бывает. Но пропорции те же. Идеальные. От которых забываешь делать вдох. И пламя поднимается откуда‑то снизу, от кончиков пальцев ног, которые вечно холодные.

Сначала Степан повернул голову. Посмотрел на нее через плечо. Наверное, увидел остолбеневшую гипсовую фигуру. Женскую. Потом улыбнулся и повернулся к ней. А‑ля натюрель.

Собака. Греческая!

Тура только хлопала белыми ресницами. Слов не было.