Туман

Или взять жуткий случай, который произошел пару лет назад в одной из деревень на севере страны. Местные жители едва не забили до смерти старика, которого из‑за тяжелого характера и умения разбираться в лекарственных травах считали колдуном. Причиной же вопиющей агрессии стал волк, случайно забредший в поселок. Испугавшиеся люди пробили зверю голову, и тот, истекая кровью, бросился в сторону избушки вредного старика – она стояла у самого леса, и волк посчитал, что добраться до родных деревьев удобнее именно этим путем. Селяне же отчего‑то решили, будто лесной гость – оборотень, и пошли брать избушку неугодного соседа штурмом. И надо же было такому случиться, что именно в этот день старик уронил себе на голову горшок с каким‑то комнатным цветком, а потому вышел встречать разгневанную толпу с забинтованной головой и следами крови на лице…

Я допускаю, что Руфина Дире, выросшая в суровом туманном краю на сказках о колдунах и вампирах, могла пойти на поводу у местных суеверий и соотнести с хозяином старинного замка образ некого мистического существа. Но, как человек здравомыслящий, она должна была понимать, что это не более, чем разгул воображения.

Ну правда, любая даже самая загадочная ситуация имеет простое объяснение.

У господина барона есть на шее шрам? В этом нет ничего особенного – шрамы есть у всех, в том числе у меня.

У его деда тоже имелась такая отметина? А это уже не факт. Бабушка госпожи Дире была дамой в возрасте и наверняка что‑нибудь перепутала. Старики часто соотносят друг с другом события или людей, которые на самом деле никак не связаны.

Что же касается портрета, то это и вовсе не аргумент. Картина могла быть поцарапанной, выцветшей или покрытой трещинами. Она много лет провисела в холодном и, возможно, сыром помещении. За это время у изображенного на ней человека мог появиться не только «шрам», но и «рог» и даже «хвост». Реставрация же – дело долгое и дорогое. Нет ничего удивительного в том, что некоторые произведения искусства задерживаются в мастерских на годы. Если портрет барона был поврежден, туристы увидят его еще не скоро.

Я закрыла ноутбук, отложила в сторону диктофон. С расшифровкой записи было покончено, но садиться за ее первичную обработку я не спешила – впереди был ужин, да и голова после нескольких часов непрерывной работы настойчиво требовала пощады.

На улице потемнело, начал накрапывал дождь.

Я подошла к окну. Его стекло было покрыто редкими бусинками воды, сквозь которые просматривался находившийся в отдалении лес, каменная стена замковой ограды и кусочек газона с удивительно зеленой для этого времени года травой.

А еще там был Эдуард. Он стоял на одной из дорожек в полурасстегнутом пальто, без зонта и, не обращая внимания на усиливающийся дождь, общался с кем‑то по мобильному телефону. Разговор явно не доставлял барону удовольствия. Солус казался расслабленным, однако его лицо было непроницаемым, губы – плотно сжатыми, взгляд – прямым и каким‑то хищно‑равнодушным. Он отвечал собеседнику коротко и выглядел при этом настолько холодным и надменным, что мне стало не по себе. Перед глазами снова встал образ аристократа в черном камзоле – лощеного, жесткого, совершенно не похожего на внимательного и заботливого Эдуарда. Мелькнула быстрая мысль, что сейчас, наедине с собой, Солус настоящий, такой, каким является на самом деле.

По спине тут же побежали мурашки.

А барон вдруг поднял голову и посмотрел на мое окно. Его лицо мгновенно смягчилось, а на точеных губах появилась мягкая улыбка. В комнате не горел свет, и я не была уверена, что Эдуард сумел разглядеть в наступающих сумерках мое лицо, однако все равно улыбнулась в ответ и помахала ему рукой.

Он склонил голову, после чего сбросил вызов и быстрыми шагами направился к замку.

Я взглянула на часы. Семнадцать ноль‑ноль – время ужина.

К тому моменту, как я спустилась в столовую, Солус уже сидел на своем месте. Его волосы были влажными от дождя, а кожа казалась бледнее, чем обычно. Усаживаясь за стол, я нарочно обратила внимание на его шею, однако ничего интересного не увидела – на бароне был свитер с высоким горлом.

К трапезе Эдуард приступил вместе со мной. Есть, как обычно, не стал, зато с явным аппетитом потягивал чай, терпко пахнущий травами.

– Вы сегодня уезжали из замка, София, – заметил Солус, глядя, как я уплетаю рисовую кашу.

– Я была в Хоске, – кивнула в ответ. – Госпожа Дире познакомила меня с тремя чудесными сказительницами. Знаете, они устроили для нас целое представление!

Обрадованная возможностью поделиться впечатлениями от поездки, я почти десять минут пересказывала Эдуарду подробности беседы с госпожой Мотти и ее подругами, не забыв упомянуть о приглашении на грядущее торжество.

– Радож действительно стоит увидеть, – согласился барон, когда мой рассказ подошел к концу. – Он предполагает не только песни и угощения, но и красивые ритуалы – древние, полуязыческие. Думаю, вам будет интересно на них взглянуть.

О, я в этом не сомневаюсь.

– В наших краях проводится много праздников, – продолжал Эдуард. – Причем, не только народных. Например, в первых числах декабря в Бадене обычно организуют бал‑маскарад, на который могут прийти все желающие – по составленным заранее заявкам.

– Как интересно, – улыбнулась я. – В этом году он тоже состоится?

– Да, – на лице барона тоже появилась улыбка. – Только он пройдет не в городе, а здесь, в замке.

– В замке? – удивилась я. – Тут есть помещение для танцев?

– Конечно, – кивнул мужчина. – В Ацере имеется большой зал, где проходили балы и торжественные приемы. Летом его отреставрировали, и он готов к визиту гостей.

– Там, наверное, ужасно холодно.

– Да, там свежо. Но это поправимо. Честно говоря, температура воздуха – это ерунда. Недавно выяснилось, что с организацией сего мероприятия связано множество других вопросов, разрешить которые гораздо сложнее. Впрочем, это тоже не важно, праздник в любом случае состоится. Кстати, София. Завтра суббота. Вы не передумали насчет поездки в Баден?

– Нет, не передумала.

– Хорошо. В таком случае, предлагаю отправиться в город после завтрака. Когда мы приедем, будет уже светло, и вы сможете увидеть его во всей красе. Утром обещают ясную погоду, и этим нужно воспользоваться.

Солус улыбнулся, а мне снова подумалось, что странные подозрения Руфины Дире – не более, чем глупость. Или неудачная шутка. Или суеверный бред.

Действительно – если у этого мужчины и есть какая‑то тайна, вряд ли она связана с нетипичным долголетием. А если и связана, мое ли это дело? Каждый человек имеет право на личную жизнь и личные секреты. По крайней мере, до тех пор, пока эти секреты не мешают спокойной жизни других людей. Мне секреты Солуса не мешают, а потому пусть барон хранит их на здоровье.

 

***

Мы приехали в Баден в девять часов утра.