Туман

– Видите этот дом, София, – с красной черепичной крышей? – говорил он. – Несколько лет назад его хозяева решили отремонтировать крыльцо, и нашли в земле под порогом фрагменты человеческих костей. Очень испугались, вызвали полицию. А потом выяснилось, что кости принадлежат одному из членов их семьи, который умер давным‑давно, причем, естественной смертью.

– Его похоронили прямо у дома?

– Да. В наших краях был такой древний языческий обычай – считалось, что, если зарыть под порогом мертвеца, его дух будет охранять жилище. В дом, который стережет покойник, не могла пробраться нечистая сила – ведьмы, оборотни, вурдалаки.

– А вампиры?

– Вампиры могли, но только спросив разрешения. Трижды. К слову сказать, именно отсюда пошло поверье, что через порог нельзя здороваться и передавать вещи…

В «Орион» мы явились, когда часы на моем мобильном телефоне показывали второй час дня. Привыкшая обедать в полдень, я была голодна, как волк, а потому предложение Солуса навестить чету Мун, восприняла с большим воодушевлением.

Заведение Аники и ее мужа Николаса оказалось большим двухэтажным зданием. Нижний этаж был приспособлен под ресторан, а верхний – непосредственно под гостиницу. В «Орионе» явно ждали нашего прибытия, ибо стоило переступить порог, как навстречу тут же вышел его хозяин – невысокий плотный мужчина с пышными усами и хитрыми голубыми глазками.

Нас проводили к столу, и спустя несколько минут Николас лично принес обед – блюдо с салатом и свиными ребрышками для меня и высокий картонный стакан с крышкой и соломинкой для Эдуарда. Похоже, в отличие от жены, господин Мун хорошо знал гастрономические предпочтения своего родовитого клиента.

Солус набросился на свой напиток с той же жадностью, с которой я набросилась на мясо. Его стакан опустел в течение нескольких секунд, после чего на столе перед ним, как по волшебству, появилась чашка, знакомо пахнущая травами.

На щеках барона появился легкий румянец. Он слегка поддернул рукава своего свитера, а потом отвернул вниз его высокий ворот. Мой взгляд тут же метнулся к мужской шее. Вернее, к белому полукруглому шраму, обнажившемуся в этот момент.

Волосы Эдуарда были привычно собраны в хвост, поэтому «фамильное увечье» оказалось видно во всей красе.

Шрам был длинным и узким. Судя по всему, Солус обзавелся им много лет назад, ибо он почти сливался с его бледной кожей и бросался в глаза только в том случае, если его намеренно хотели увидеть. У меня создалось впечатление, что когда‑то давно на барона было совершено нападение. Нападавший будто бы пытался перерезать Эдуарду горло ножом, но почему‑то полоснул его не спереди, а сбоку – от плеча до середины шеи. Рана явно оказалась глубокой, и медикам пришлось наложить на нее немало швов – об этом говорили мелкие рубцы, пересекавшие белую полоску от начала до конца.

Я отвела взгляд, пока Солус не заметил моего интереса, и принялась есть дальше.

– Как вам Баден, София? – поинтересовался барон, когда мне принесли чай.

– Потрясающе, – с чувством ответила я. – Это была самая лучшая прогулка в нынешнем году. И, знаете, Эдуард, вы не правы. Баден в ноябре не уныл, а прекрасен. Представляю, как здесь станет здорово, когда наступит зима, и улицы укроет снегом.

– Да, это будет сказка, – улыбнулся Солус. – Однако вы, кажется, хотели отправить брату фотографии. Сейчас самое время это сделать.

– Я оставила свой ноутбук в вашей машине.

– Верно, – кивнул он. – Сейчас я его принесу.

Эдуард встал, поправил ворот свитера и пошел к выходу. Я дождалась, когда он покинет зал, и, повинуясь неясному порыву, схватила пустой картонный стакан, который официант почему‑то забыл унести с нашего стола. Вынула соломинку и, открыв крышку, понюхала его бумажные стенки. Нос щекотнул странный запах – тонкий, неприятный, отдающий чем‑то металлическим. Он был мне смутно знаком, однако определить, что именно пил мой спутник, я не смогла. Узнать напиток по цвету тоже оказалось невозможно – Эдуард высосал его до капли, а темные разводы, оставшиеся на стенках и дне, ни о чем конкретном не говорили.

Я накрыла стакан крышкой и поставила его на место.

Похоже, Руфина Дире все‑таки заронила в мою душу некое сомнение, касающееся господина барона. Иначе с чего бы мне интересоваться его питанием и исследовать его грязную посуду?

Глупо. И немного стыдно.

Впрочем, надо признаться: флер таинственности, окружающий хозяина Ацера, здорово возбуждает любопытство, и с каждым днем оно становится все сильнее и сильнее.

Быстрее бы Эдуард принес компьютер. Надо заняться делом – пока мне снова не пришло в голову сунуть нос в чужие дела…

 

***

К работе с чертежами я вернулась только во вторник. Рассудив, что после недели упорного труда, у меня есть право на полноценный отдых, я все выходные предавалась чудесному ничегонеделанию в компании господина Солуса.

В субботу мы вернулись в замок к ужину. После трапезы в «Орионе» еще некоторое время бродили по улицам, затем заглянули в музей природы («Там работает талантливый таксидермист, и вы непременно должны увидеть его работы»), а потом прогулялись по местному парку. Узнав, что я хочу купить что‑нибудь на память, Эдуард решительно повел меня на рынок («Сувенирные магазины? Не советую. Там вы заплатите втридорога даже за самую примитивную безделушку. Наши торговцы так привыкли к богатым туристам, что потеряли остатки совести»). Тот оказался большим кирпичным павильоном, старинным, как и все здания в этой части города. Внутри него обнаружились торговые ряды, на которых продавалось все – от свежих овощей до рукодельных украшений и все тех же пластмассовых магнитиков.

При виде этого великолепия у меня разбежались глаза, а от цифр, написанных цветными фломастерами на ценниках, и без того прекрасное настроение стало на порядок лучше.

Внимательно приглядевшись к ассортименту на прилавках, я купила ворох теплых вещей, которые наверняка пригодятся в холодных комнатах Ацера – шарф, две пары носков, вязаную юбку и чудесный кардиган.

Пока выбирала обновки, Эдуард прогуливался между соседними рядами, а когда мы, наконец, вышли на улицу, протянул мне небольшой бумажный пакетик.

– Вы так и не купили себе безделушку, – заметил барон. – Поэтому я взял на себя смелость выбрать ее сам.

Я запустила руку в пакет и вынула из него подвеску – прикрепленный к витому шнурку овал, прозрачный, как слеза, внутри которого был заключен крошечный бутон какого‑то красного цветка.

– Очень красиво, – улыбнулась я.

– Это подарок, – Солус улыбнулся в ответ. – На память о чудесной прогулке.