Ты мне никто!

Я убрала ладони от лица только для того, чтобы в следующую секунду еще крепче прижать их к нему. Прямо передо мной возникла пара мужских коленей.

Та ненормальная не успокаивалась – начала дубасить кулаками в дверь. Мужик распахнул её, бесцеремонно отпихнув меня ногой в сторону. Мегера вихрем влетела внутрь.

– Юля?

– Сволочь, скотина! – бросилась на него, а я уже собралась под шумок улизнуть, но в этот момент девица заметила мою скрючившуюся фигуру. – Как ты мог, Бугров?!

Бугров? Я резко вскинула голову, вглядываясь в растерянного мужика. Это кто – Макар? Охренеть! Ничего себе, каким он стал!

Зря я расслабилась, заглядевшись на своего сводного братца – эта безумная Юля подскочила ко мне и больно вцепилась когтищами мне в плечо.

– Эй, а ну прекратить этот хай! Что за фигня, блин?! – Макар оттащил упиравшуюся девицу в сторону. Затем кивнул мне. – А ты вали отсюда!

Я юркнула за дверь. Трясло все тело, но только уже от злости. Вали отсюда! Сейчас, размечтался! Его мать сама лично дала ключи от дома, так что фиг я куда уйду. Кроме всего прочего мне некуда. Грубятина и козел! Каким был таким и остался.

Пока трясущимися руками доставала из чемодана одежду, в голове проносились воспоминания десятилетней давности.

***

Он мне не понравился сразу от слова совсем. Мне было двенадцать лет, когда мою мать лишили родительских прав, а меня определили в детдом. Поначалу пришлось непросто, хотя по сравнению с жизнью с алкашкой и ее собутыльниками детдом показался раем. Почти год ушел на завоевание авторитета среди сверстников, было много драк, потасовок, злых пранков, но я выдержала и уже меньше чем через год была одной из крутых.

Немалую роль здесь сыграло то, что я неплохо разбиралась в автомобилях и мотоциклах – меня научил этому наш сосед дядя Коля, и я, стараясь пореже бывать дома, целыми днями проводила в его гараже – разбирала двигатели, чистила карбюраторы, меняла колёса. Эти знания и сыграли важную роль в подъеме по детдомовской социальной лестнице. Жизнь там была хорошей, даже еда, на которую многие дети жаловались, доставляла мне удовольствие. Когда я жила дома, то порой мне доставалась буханка черного хлеба и несколько кусков рафинада на всю неделю.

Мы как раз только‑только закончили приваривать раму к вездеходу, который собрали с ребятами из всякого хлама, когда одна из воспиталок сообщила, что меня хочет видеть директриса.

Гордые проделанной работой, на скорости и с восторженными криками покатились к основному корпусу. Директриса стояла у входной двери, с ней какие‑то люди. Ребята выгрузили меня и укатили, а я, обтерев запачканные маслом руки, поднялась по лестнице.

– Антонина, познакомься, это твои родители.

Помню, как сердце упало куда‑то в пятки и стало трудно дышать. Переводила расширенные от ужаса глаза с высокого мужика на красивую женщину, пока не зацепилась взглядом за прыщеватого дрыща. Мне часто встречалась в книжках фраза «их взгляды скрестились, словно шпаги» – вот именно так и произошло. Дрыщ смотрел на меня со снисходительным презрением и выпяченной нижней губой. И одет он был как самый настоящий фраер: брючки дудочкой со стрелками, джемперок, обтягивающий ручки‑веточки, а прическа – зализ, волосок к волоску.

Директриса что‑то говорила, а я совершенно не слушала. Изнутри жгло огнем от злости. Надо же, какой противный пацан, смотрит на меня, как на какую‑то жабу. Да кто он такой?! Чем лучше меня? Только тем, что у него мама и папа, которые покупают ему всё, что он попросит?

– Антонина, вот это твой папа. Он очень скучал и волновался о тебе. Не видел тебя очень долго. Подойди к нему.

Я несмело приблизилась, руками комкая подол длинной блузы.

– Привет, – мужик присел на корточки, словно я была каким‑то лилипутом. – Ты теперь будешь жить с нами. У тебя будет своя… – он замялся, – эмм, небольшая комната…

– Серёж… – одёрнула его красивая женщина.

– Своя… маленькая, но уютная комната. И много игрушек, да. Я твой настоящий папа, – пояснил он. Как будто бывают и ненастоящие отцы. – А это Вера, моя жена. Она будет тебе как мама.

– Мачеха? – я нахмурилась.

Женщина кивнула и улыбнулась.

– Да, я теперь твоя мачеха.

– А это что за крендель? – ткнула пальцем в парня, которого аж передернуло от моих слов.

– А это твой братик, – папаша подмигнул парню. – Макар.

Я не смогла сдержать смех.

– Никогда не любила лапшу, – фыркнула и заметила, как лицо моего нового брата покрылось красными пятнами.

– Антонина, – директриса поджала губы. – Совсем не обязательно вести себя, как невоспитанная дикарка. Пожалуйста, прояви вежливость. Мама и папа хотят дать тебе хороший дом, семью, о которой многим остается только мечтать, а ты строишь из себя непонятно кого.

– И что я должна делать?

– Просто будь вежливой и поблагодари своих родителей. А на следующей неделе они уже заберут тебя насовсем.

Мы еще поговорили о чем‑то незначительном. Мне не терпелось вернуться к вездеходу, только и думала, как бы поскорее новые родственнички умотали. Наконец‑то они начали прощаться. Отец обнял меня, а мачеха, которую звали Верой, только слегка потрепала по голове. Заметила на ее лице брезгливую улыбку. Макара я даже не удостоила взглядом, но когда уже все повернулись, чтобы уйти, услышала над ухом: «Я тебе такую лапшу на уши навешаю, сестрёнка».

Среагировала мгновенно – вдавила в его до блеска начищенную туфлю свой ботинок так, что братик аж хрюкнул. Так ему и надо, придурку.

Именно этот день положил начало наших с Макаром «военных действий».

***

Было слышно, как спорят наверху, затем послышался удар чего‑то тяжелого об пол. Может, эта идиотка убила Макара, или, наоборот, он её? Закусив губу, я стояла посреди комнаты, не зная, что предпринять. Идти обратно проверять мне совершенно не хотелось, покидать дом – тем более. Решив, что рано или поздно все равно все разъясниться, села на диван и попыталась успокоиться.

***

То ли я еще не проснулся и мне снился кошмар, то ли еще что, но ощущение сюра отказывалось покидать. Полуголая девка, непонятно откуда возникшая в моей спальне, затем моя герл со зверским выражением лица, кричащая всякую похабщину. Как говорится, всё смешалось – люди, кони… Это хорошо, что я уже успел покормить «ихтиандра»: похмелье – это дело нешуточное. Голова теперь кружилась не от вчерашней пьянки, а от того, что происходило вокруг.