Ты, я и он

На этот раз, когда проскальзываю в створки ворот и иду к коттеджу, я не ощущаю себя бодрой. Никакого настроя строить из себя вежливую прислугу – нет. Да еще утренний секс с Женькой выбил из колеи – вроде бы все хорошо, пружина, которая была натянута внутри меня, расслабилась, но полного удовлетворения не наступило. Где‑то в глубине меня затаился маленький уголек, который то тлел, то разгорался, заставляя испытывать что‑то странное, незнакомое мне. Я нервничаю. Снова.

Противоречивые чувства не дают покоя, но понять их природу я до сих пор не могу.

– Вот это я понимаю – когда на самом деле нужны деньги! – Стас выезжает из кухни мне навстречу. Лучезарная улыбка озаряет его лицо, но глаза остаются серьезными. – Бьюсь об заклад, ты ведь не хотела приезжать, верно? Если бы не мое сообщение, тебя бы тут не было.

– Да, верно. – Я смотрю на него исподлобья. – И что? Я думала, что, когда болеют, не ведут себя вот так.

– Как? – Стас наклонил голову набок, и наблюдает за мной с преувеличенным интересом.

– Слишком жизнерадостно и бодро.

– А‑аа, ты ждала, что я буду лежать у порога с протянутой рукой и пеной у рта. Понял. – Стас усмехнулся и помолчал для значимости пару секунд, – спешу тебя огорчить. Я нашел в шкафчике жаропонижающее и выпил. Минут пятнадцать назад мне стало легче. Но думаю, это ненадолго.

Я хочу ответить что‑нибудь колкое, но Стас перебивает меня громким надсадным кашлем, который длится, кажется, целую вечность.

Когда он, наконец, успокоился, то утер ладонью выступившие в уголках глаз слезы и пробормотал:

– Ну, вот тебе и доказательство. А виновата, между прочим, ты.

– Я? – от удивления я притормаживаю на пути на кухню, – почему это?

– Ну, как, почему? Ты вчера прижалась ко мне вся мокрая. Я и заболел.

– Что?! И тебе не стыдно?!

– А почему мне должно быть стыдно? Между прочим, это не я бегал по двору полуголый. А мне много не надо, чуть‑чуть прикоснулся и все, я сразу простыл. Инвалид же. Что с меня, такого немощного взять.

Я едва не плачу от досады. Он снова в своем репертуаре. Говорить что‑то – просто бессмысленно. Этот глупый стёб, он просто вытягивает все силы по капле. Сейчас я совсем не готова спорить, а еще больше не хочу оправдываться. Просто прохожу на кухню и безразлично осматриваю погром, который устроили на вчерашней вечеринке.

Сегодня моя работа начнется с уборки. Ну, разумеется, после завтрака.

– Мои друзья потусили на славу, – Стас качает головой, – когда они узнали, что у меня есть собственная сиделка, то словно с цепи сорвались. «Нужно на совесть отрабатывать свой хлеб». Кажется, я слышал от них что‑то такое.

Я с чувством бросаю грязные тарелки обратно в раковину, и они жалобно звякают. Внутри все кричит от негодования.

– А ты вообще, знаешь, что такое труд? Ты хоть раз в своей жизни работал, или привык сидеть на папкиной шее? – я понимаю, что совершаю ошибку, но уже не могу остановиться. – Мне нужны деньги, это что, преступление?! Мне абсолютно наплевать, что ты в кресле, твои ноги рано или поздно начнут ходить, и ты снова будешь радоваться жизни, а я пойду дальше! Потому что мне нужно работать!

Стас молчит. Его губы сжаты в тонкую линию. Я тоже замолкаю, разглядываю напряженное лицо. Кажется, у него влажный лоб – капельки пота выступили на коже. Только вот голубые глаза смотрят колко.

– Интересно, почему ты считаешь, что прислугу нужно унижать? Да, я прислуга. Но я еще и человек. – На этот раз я уже не кричу, а просто завершаю свои мысли.

Стас молчит и смотрит мне прямо в глаза.

 

 

ГЛАВА 7

 

– Между прочим, я программист. – Стас делает глоток чая из кружки и вздыхает. – И я давно уже не мальчик.

– Извини, просто мне давно не двадцать, ты мне кажешься слишком молодым.

Я неловко замолкаю, вспомнив, что женщинам не принято напоминать о своем возрасте.

– Больше, чем на двадцать, ты все равно не выглядишь. А когда открываешь рот, то можно и все пятнадцать дать.

Я улыбаюсь. Мы находимся на берегу небольшого, заросшего камышами, пруда. Оказывается, пруд находится прямо за домом, всего две минуты по выстланной камнями дорожке, и можно любоваться сельской красотой, сколько душе угодно.

Стас сидит в кресле, а я на небольшой деревянной лавке, наспех сколоченной прямо у кромки воды. Вокруг – тишина, где‑то вдали, где кончается поле, виднеется березовая роща. Небо, буквально пять минут назад сияющее кристальной голубизной, – затянуло тяжелыми, серыми тучами. Кажется, скоро будет дождь.

– Еще немного, и пора возвращаться.

Я смотрю на умиротворенное лицо Стаса. Впервые он не строит из себя клоуна: спокойный, задумчивый взгляд, легкая неосознанная улыбка застыла на губах. Таким он мне даже нравится. Такой, как сейчас, он очень сильно напоминает своего отца. Вот только что‑то мне подсказывает, что Михаил не может похвастаться хорошими отношениями со своим сыном.

– Ты не любишь своего отца? – вопрос сам собой сорвался с губ.

Стас хмурится, и я жалею о своих словах.

– С чего такой вывод?

– Не знаю. Просто, так кажется.

– Ты, случаем, психологом нигде не подрабатываешь? – Стас беззлобно усмехнулся, – твои вопросы не очень уместны.

– Извини. Просто я вижу, что он тебя очень любит, но не знает, как приблизиться к тебе.

– Понял. – Стас ставит кружку с чаем в специальное отверстие и круто разворачивает кресло, – пошли обратно в дом. Вези меня, чтобы я не испачкал руки.

По интонации голоса, я понимаю, что залезла не в свое дело. Так оно и есть. Вечно лезу со своим авторитетным мнением, вечно что‑то кажется…да и с чего вдруг мы перешли на доверительную волну? Еще вчера все было на «грани». Мне вообще казалось, что я ненавижу этого человека. Но сейчас все круто поменялось, с ним что‑то случилось или со мной? Непонятно, да уже и не очень важно.

На этот раз, Стас не закрылся в комнате, как всегда делал, а решил сидеть на кухне, и теперь молча наблюдает за тем, как я убираю бардак. Время от времени, он пытается помочь, подает мне грязные стаканы со стола и пустые бутылки.

Потом я принимаюсь за приготовление ужина. Очень сложно «влиться» в работу. Я совершенно не ощущаю себя домработницей. Кажется, что я просто нахожусь в гостях и помогаю по дому.

– Ты ведь никогда не работала в частных домах, верно? И вообще, это твоя первая, такая работа. – Стас ловит мой растерянный взгляд, – ты совершенно неправильно себя ведешь. Не так, как ведут себя другие. То есть, женщины, которые были в этом доме, и исполняли свои обязанности, вели себя иначе. Более профессионально.