Тёмных дел мастера. Книга третья

– Легко вам говорить… – понуро заметил Симонс, но практически моментально снова оказался награждён угрожающим взором приподнявшегося со своего места Гарисона.

Вскоре показавшиеся из‑за косогора крепко сбитые телеги строителей стали неспешно подбираться к топтавшейся у дверей самоходки небольшой группе своих нанимателей, часть из которых неприязненно косилась по сторонам, оглядывая стоявший перед ними сплошной стеной холодный лес, стараясь не отходить далеко от остальных, в то время как другие, особенно девушки, жались к открытой дверце кареты, заведомо держась подальше от её грязных наружных краёв, чтобы не запачкать свои походные костюмы. И только их старший коллега уже какое‑то время вовсю расхаживал взад и вперёд по близлежащим канавам и сухим местам вдоль едва заметной лесной дороги, накладывая на землю под своими ногами специальные заклинания для пробы состава грунта, после чего старательно записывал полученные сведения в свою новёхонькую тетрадь.

– О, приветствую, господа, ещё раз! – закричал он во весь голос и, как некоторым показалось, сам того не ожидая – очень уж обрадовался, когда телега с сидящим в ней бригадиром Нерриком неспешно подъехала к месту их стоянки и остановилась прямо напротив самоходной кареты, облепленной менее инициативными коллегами Гарисона, из которых невозмутимым казался лишь спокойно куривший в стороне оператор.

– В чём дело, почему остановка? – сразу же поинтересовался у Гарисона сидевший на козлах бригадир, после чего получил от него короткий ответ, в котором тот кратко описал сложившуюся ситуацию.

– От жешь, – прошипел Неррик с натужным гонором, – так и знал, что проку от этой кибитки здесь мало будет, када она с разъезженной‑то дороги сойдёт. Ну ладно, чего делать: залазьте не задние телеги, господа – наши ребята подвинутся. Токо осторожней там со своими ногами: некоторые из парней ещё валяются на полу, э‑э… спят после вчерашней смены.

– Конечно, мистер Неррик, мы не займём много места, – лаконично пообещал ему Гарисон и быстро подозвал к себе всю команду своих молодчиков, на что бригадир только молча заскрипел зубами, вспомнив, как пару дней назад в точно такой же ситуации эти люди без особых сожалений просто кинули их на дороге и укатили вперёд, а его парням ещё целый вечер пришлось толкать по холмам гружённые строительными материалами обозы, пока их начальство весело пело и танцевало на устроенном ими расчудесном празднике! От этой мысли его натруженные руки машинально сжимались в кулаки, которые Неррик прямо сейчас пустил бы в ход… если бы от каждого из этих надушенных разодетых выродков, которые в данный момент так брезгливо и неумело карабкались и заползали в соседние телеги, не зависела сейчас его чёртова ЗАРПЛАТА!!! А также всё, что стояло за ней: в том числе семья, взятый в долговую ипотеку дом, кое‑что из их общего нажитого за это время нехитрого имущества, да и много чего ещё, что позволяло такому простому рабочему человеку, как он, оставаться приличным членом общества, вместо того чтобы пьянствовать и голодать, роясь в отбросах на городской свалке… Хотя, несомненно, их никудышные наниматели жили куда более богатой жизнью, благодаря чему, скорее всего, и вовсе не задумывались о подобных вещах, что, по правде сказать, выводило из себя Неррика из себя ещё больше.

Но он терпел…

Терпел уже долгое время, начиная с самого юношества, когда вступил в нелегкую трудовую жизнь, с рабочих смен на разваливавшемся старом заводе, где им почти ничего не платили, и отцовских наставлений по поводу элементарных законов бытия для тех, кто не родился в богатой семье с серебряной ложкой во рту, кто не воровал, не бандитствовал и не вылизывал пятки другим… Он терпел…

И всё же иногда, в такие вот моменты, ему просто приходилось сдаваться, поступаясь своей гордостью, которую стареющий Неррик уже ни во что не ставил, прожив трудную, неблагодарную жизнь, что с каждым годом всё больше и больше подкашивала его сущность уже на корню.

– Все готовы? – исторг он наконец из груди тяжёлый выкрик, оглянувшись на своих новых пассажиров, которые, как оказалось, хотя уже давно и забрались в телеги, но всё ещё не могли устроиться на своих местах как следует, то и дело ёрзая по голой поверхности деревянных лавок, как по иголкам. – Ну, тогда поехали! – И с куда более удовлетворённым от увиденного выражением лица повеселевший бригадир тут же пришлёпнул своих лошадей поводьями, отчего те неспешно тронулись с места и покатили телегу дальше.

Очень скоро ближайшие пейзажи затронутой когда‑то людскими топорами передней кромки бескрайнего леса начали заметно меняться. Зеленовато‑бурая лужайка с отделяющими её от основной дороги рядами пролесков осталась позади, а начинавшиеся впереди густые заросли зелёных сосёнок и елей стали фактически всеобъемлющими, раскрывая за собой по‑настоящему тёмную, глухую часть нехоженого края мира, на которую этот лес прибывшим сюда городским жителям казался так похож. Следуя по его краю, экипаж строителей медленно продвигался вправо, преодолевая иногда глубокие ложбины, уходившие вглубь леса и заросшие высокой травой или кустарником, пока через пару километров даже тянувшим телеги тяжеловозным лошадям стало непросто справляться со своей задачей; но лишь когда отмерявший всё это время расстояние по магическому компасу Гарисон объявил о долгожданном прибытии, выносливым животным позволено было отдохнуть.

К тому времени на лицах практически всей команды начальника экспедиции и чуть ли не трети куда более привычной к подобной работе наёмной бригады Неррика читался какой‑то дикий, сумбурный и оттого ещё хуже скрываемый людьми беспокойный трепет, который вряд ли ясно говорил о своём происхождении, однако то и дело проскакивал в их глазах, стоило только кому‑то из членов экипажа в очередной раз нервно задёргать взглядом по сторонам или напряжённо схватиться за борта телеги, озирая настоящий, воздвигнутый природой глухой лес, начинавшийся не за тридевять земель от их тёплого домашнего порога, овеянного магией и обеспечивавшего им привычное спокойствие за свою жизнь – а прямо впереди. К тому же вместе с трепетом приезжие ощущали ещё одно, совершенно новое и очень странное чувство, ранее никогда не ведомое им в своей повседневной гонке за обычными человеческими ценностями, такими как деньги, развлечения или престиж, отчего сейчас внутри у них всё натягивалось, словно струна… И, что оказалось вполне естественно в подобной ситуации – для многих это чувство являлось действительно мерзким, угнетающим их сознание независимо от статуса и пола.

Невидимое и вездесущее, оно как будто беспрестанно витало над вторгшимися во владения леса «всемогущими властителями мира», пока те вываливались из своих телег, точно стая пугливых, утративших надзор матери, но оттого ещё более наглых молодых волчат, решивших, что прорезавшиеся у них клыки и зубы дают им право на что угодно, только бы это отвечало их ненасытным интересам. Даже если впоследствии такое поведение шло во вред не только им самим, но и всему остальному лесу тоже.

Подтаскивая свои магические инструменты к первым пяти точкам обзора застраиваемой области, наладчики смены действовали неосторожно, рыхля своими сапогами землю и бередя лесные травы, как не мог этого сделать ни один зверь, будь он даже больным или бешеным, но людям такое поведение удавалось с лёгкостью, поскольку все они от рождения были лишены присущих другим животным природных качеств. Вместо этого каждому из них было легче следовать за бессмысленными идеями, которые диктовали им одни и те же законы и нормы существования, державшие их за горло с самого детства, но постепенно становившиеся чуть ли не единственными в их жизни постулатами бытия, поскольку они удовлетворяли их человеческое тщеславие… и поскольку альтернатива такому всеобщему порабощению разума была слишком тяжела.