Тёмных дел мастера. Книга третья

Проносясь сквозь лета, его испещрённое морщинами и былыми шрамами лицо всё чаще становилось похоже, скорее, на маску, а порой, застигнутое врасплох ярким дневным светом, казалось точно свинцовым или каменным, подёрнутое непонятной дымкой безмолвного бытия, живущего в такт с окружавшим старика холодным северным лесом, и уже одно это делало его до ужаса странным для любого представителя практически всех известных в мире людских общин, будь то даже самое удалённое от современных развитых стран дикое островитянское племя.

И, разумеется, было совершенно ясно, что подобный образ жизни, который уже невесть сколько лет вёл здесь, в глуши, этот охотник, оставалось очень трудно классифицировать и уж тем более принять с точки зрения неукоснительно точной постановки закона во всеуточняющемся праве нового жилищного постулата Сентуса, который ясно запрещал строить или заселять что‑либо на государственных землях королевства, если сама постройка или те земли, на которых она стояла, не были куплены у государства за баснословные для любого местного обывателя деньги. А такими землями считались отныне абсолютно все: как заселённые, так и нехоженые просторы этой необъятной страны, вплоть до самых её границ с другими империями или новомодным союзом демократических государств, если говорить о Гилии, колонии которого, казалось, распадались теперь абсолютно везде, и в первую очередь в самых далёких странах, таких как Сунгхи, Бакамба или Ванкарат.

Однако, с другой стороны, здравый смысл подсказывал, что подобная ситуация была настолько уникальной, что практически не признавала за собой никаких аналогов – ведь жить одному в таком возрасте представлялось весьма нелёгким испытаниям, даже находясь где‑нибудь в пределах городов или в деревне… Не говоря уж о диком, нехоженом крае северных лесов, где никто и никогда не услышал бы твоих стонов и криков, попади ты в беду, а пища и кров напрямую зависели от твоего здоровья, поскольку вполне себе небольшая простуда уже могла свести в гроб любого, кто не был готов к ней заранее.

Но, несмотря ни на что, по какой‑то необъяснимой удаче старику до сих пор удавалось ловко протянуть здесь не один десяток лет. И хотя столь тяжкое существование уже само по себе казалось почти невозможным для разума многих (если не сказать всех) отважных первопроходцев, кто хотя бы раз в жизни задумывался над этим, мечтая о путешествиях и описаниях всего того, что ещё не было подвластно прогрессу, поскольку находилось за пределами осваиваемых земель северных границ королевства – один лишь сей факт уже давал этому странному человеку неоспоримое право заниматься здесь любыми делами на своё усмотрение. Ну а что за дела могли оставаться у человека в старости, когда всё уже давно быльём поросло?..

Вода да еда, насущные хлопоты, да вечно подгнивающая кровля на крыше, нехитрый быт после долгих приготовлений – вот, пожалуй, и весь список того, что составляло его каждодневную рутину, поскольку остальное время старый лучник непременно отсутствовал где‑то в лесу, и ничто не могло больше возжечь в нём того былого, но уже порядком истлевшего чувства пережитых когда‑то дней славной охоты, в которой решалась тогда его дальнейшая судьба, как человека, имевшего в жизни последнюю цель… и всё же упустившего её.

А затем, подобно неясному очертанию памяти, это чувство уже само выпорхнуло из стариковских воспоминаний, как птичка, и в оставшиеся уходящие дни его прошлой жизни улетело вместе с другими своими собратьями на далёкий берег несбывшихся надежд и глупых мечтаний.

 

…Однако за последние годы все те изменения, что так неожиданно стали вдруг происходить с местной растительностью, волей‑неволей привлекли и его внимание тоже, поэтому в течение трёх последних лет нелюдимый старик стал всё чаще наведываться за пределы своих уединённых владений, как всегда, летая на крыльях ветра во все концы окрестного леса, пока однажды не обнаружил, что большая часть этих изменений проистекала от его южных границ. В этих местах благородный и высокий лес постепенно превращался в одни сплошные и просто жутко покорёженные торчки, оставшиеся от прежних деревьев, которые не шли ни в какое сравнение с тем узорчатым зеркалом, что столько лет отражало само себя вместе с солнцем и небом практически повсеместно, когда старый лучник в последний раз проходил здесь. В добавок распространение данной неведомой болезни, затрагивала собою не отдельные островки леса, а все его пущи целиком, и потому вскоре, запасшись напоследок кое‑какими припасами, бородатый отшельник решил продолжить своё путешествие на юг, попутно выясняя, в чём состояла главная причина окутавшей его эпидемии.

 

Конец ознакомительного фрагмента