Убийство Роджера Экройда
Когда я поворачивал дверную ручку, изнутри донесся какой‑то звук, который я принял за стук опущенной оконной рамы[1]. Но зафиксировал я его совершенно машинально и в ту минуту не придал этому никакого значения.
Я вошел, на пороге столкнувшись с мисс Рассел, которая как раз покидала комнату. Мы оба начали извиняться.
Я поймал себя на мысли, что впервые смотрю на экономку и думаю, какой же красавицей она, должна быть, когда‑то была, да, пожалуй и до сих пор осталась. В темных волосах не было даже намека на седину, а легкий румянец, игравший сейчас на ее щеках, лишал ее облик привычной суровости.
Подсознательно я отметил, что она, должно быть, откуда‑то только что вернулась в большой спешке: дыхание ее было прерывистым, будто она бежала.
– Боюсь, я заявился немного раньше, – повинился я.
– О, не беспокойтесь, доктор Шеппард. Уже почти половина восьмого. – Она немного помолчала, а потом сказала: – Не знала, что вы… что вас ожидают к ужину сегодня. Мистер Экройд не упоминал об этом.
У меня возникло смутное впечатление что мой сегодняшний визит ей по какой‑то причине неприятен, но почему – я даже представить себе не мог.
– Как ваше колено? – спросил я.
– По правде сказать, без изменений доктор. Я должна идти. Миссис Экройд спустится с минуты на минуту. Я… я зашла только взглянуть, все ли в порядке с цветами.
Она стремительно вышла из комнаты. Удивляясь, с чего ей вздумалось оправдываться передо мной, я подошел к окну и увидел то, что, разумеется, давно знал – все окна были французские, до самого пола и выходили на веранду. Так что стук, который я услышал, никак не мог относиться к обычному окну, которое закрывается сверху вниз.
Лениво, больше для того, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, чем по любой другой причине, я развлекался, пытаясь угадать, что же могло вызвать этот шум. Треск углей в камине? Нет, звук был совсем другим. Задвигали ящик бюро? Нет, тоже не то.
И тут мое внимание привлек длинный столик со стеклянной крышкой, если не ошибаюсь, такие называют витринами для коллекций. Сквозь стекло видно содержимое – предметы искусства и всякие редкости, а крышку при желании можно поднять. Я подошел к витрине и принялся изучать экспонаты. Были здесь парочка серебряных кубков, детский башмачок, принадлежавший Карлу Первому, несколько китайских статуэток из нефрита и довольно много вещиц из Африки – оружие и всякие диковинки. Желая поближе рассмотреть одну из нефритовых фигурок, я приподнял крышку. Внезапно она выскользнула из моих пальцев и захлопнулась.
Я сразу узнал негромкий, но отчетливый звук, который слышал из‑за двери. Тот, кто закрывал крышку, явно старался не шуметь. Для того, чтобы утвердиться в своей догадке, я пару раз повторил эту операцию. Затем вновь открыл витрину, чтобы внимательнее ознакомиться с коллекцией Фернли‑Парка.
Пока я стоял, склонившись над экспонатами, в гостиной появилась Флора Экройд.
Найдется немало людей, которые недолюбливают Флору Экройд, но даже недоброжелатели ею восхищаются. А со своими друзьями она обычно обаятельна и мила. Ее редкостная красота поражает с первого взгляда. Настоящий скандинавский тип – золотистые волосы, глаза, голубые, как воды норвежского фьорда, и белоснежная кожа, подсвеченная легким румянцем. У нее стройная мальчишеская фигура – прямые плечи и узкие бедра. Для усталого взора медика Флора – истинная отрада, приятно видеть такое воплощение здоровья.
Безыскусная и прямодушная английская девушка – зовите меня ретроградом, но на мой взгляд, трудно найти что‑то лучше.
Флора присоединилась ко мне у открытой витрины и выразила еретические сомнения в подлинности башмачка короля Карла.
– И вообще, – добавила она, – ажиотаж вокруг вещей, которые когда‑то принадлежали знаменитостям, кажется мне такой бессмыслицей! Сейчас‑то их никто не носит и не использует! Вот, скажем, перо, которым Джордж Элиот якобы писа́ла «Мельницу на Флоссе» – ведь это самое обычное перо! Если кому по вкусу Джордж Элиот – пусть купит «Мельницу на Флоссе» в дешевом издании и читает на здоровье.
– Полагаю, вы, мисс Флора, подобную старомодную чепуху и в руки не возьмете?
– Ошибаетесь, доктор Шеппард. Я люблю «Мельницу на Флоссе».
Мне было очень приятно это услышать. Просто оторопь берет, когда видишь, что́ читают нынешние молодые женщины – да еще и заявляют вслух, что наслаждаются подобным чтивом!
– Так и не дождалась поздравлений, доктор Шеппард, – сказала Флора. – Вы ведь уже знаете? – Она протянула левую руку. На безымянном пальце сияло колечко с изысканно оправленной жемчужиной. – В общем, я выхожу за Ральфа. Дядя в восторге, что я не покину семью.
Я взял обе ее руки в свои.
– Дорогая моя! Надеюсь, вы будете очень счастливы!
– Мы обручились еще месяц назад, – продолжала Флора голосом, лишенным всяких эмоций, – но официально о помолвке объявили только вчера. Дядя намерен привести в порядок усадьбу Кросс‑Стоун и отдать ее нам, а мы станем притворяться, будто занимаемся сельским хозяйством. А на самом деле мы, конечно, будем охотиться, проводить сезон в Лондоне, а летом плавать на яхте. Я люблю море. И, конечно, я заделаюсь примерной прихожанкой и не пропущу ни одного собрания «Клуба матерей».
В этот момент вошла миссис Экройд, рассыпаясь в извинениях за свое опоздание.
С прискорбием вынужден признаться, что я терпеть не могу миссис Экройд. Сплошные зубы, кости и многочисленные цепочки. На редкость неприятная женщина. У нее крошечные льдисто‑голубые глазки, и даже когда она обрушивает на собеседника поток притворно‑сердечных фраз, взгляд этих глаз остается жестким и оценивающим.
Я подошел поздороваться, оставив Флору у окна. Миссис Экройд протянула мне для пожатия набор костяшек, унизанных кольцами, и тут же начала изливать душу.
Разумеется, я уже слышал о помолвке Флоры? Ах, какой удачный брак! Юные голубки полюбили друг друга с первого взгляда! Просто идеальная пара – он такой темный, а она такая светленькая!
– Не могу передать вам, дорогой доктор Шеппард, какое это утешение для сердца любящей матери! – Миссис Экройд глубоко вздохнула в знак того, что ее материнское сердце переполнено чувствами. Но при этом не переставала сверлить меня изучающим взглядом. – А знаете, о чем я сегодня думала? Вы так давно дружите с дорогим Роджером. Все мы знаем, как он вам доверяет, как ценит ваше мнение. Вы, конечно, понимаете, как трудно мне пришлось, когда я потеряла моего бедного Сесила. А теперь столько новых утомительных хлопот – приданое и так далее. Я ничуть не сомневаюсь в том, что Роджер намерен обеспечить нашу милую Флору, но вы же сами знаете, когда речь заходит о деньгах, он такой оригинал! Я слышала, что все они, славные капитаны нашей промышленности, чуточку прижимисты. Вот мне и пришло в голову: что если бы вы смогли самую малость его подтолкнуть? Флора вас так любит, и мы всегда считали вас старым другом, несмотря на то, что знаем вас всего два года…
[1] В описываемое время в большинстве английских домов окна поднимались и опускались; соответственно, доктор Шеппард решил, что услышал, как кто‑то закрыл окно.
